позволю, чтобы ее запятнали кровью. Я никогда не буду Маратом русской революции. В самом ближайшем будущем Николай II будет отправлен в портовый город и оттуда в Англию».

Самые жестокие обвинения, предъявленные к моему отцу, были те, в которых говорилось, что он нарочно помешал отъезду императора из России. Есть люди, которые говорят: «Неужели Бьюкенен ничего не мог сделать, чтоб помочь императору покинуть Россию? Ведь он сознавал, что они находятся в большой опасности, и его долг посла Великобритании был спасти двоюродного брата короля». Графиня Палей и господин Якоби обвиняют его в том, что он нарочно скрыл телеграмму, посланную королем императору в первые дни революции.

«Английский король, – говорит в своих воспоминаниях графиня Палей, – боясь за судьбу своего двоюродного брата и его семьи, телеграфировал императору через Бьюкенена, умоляя его немедленно приехать в Англию, где они все смогут найти приют. Он даже добавлял, что германский император поклялся, что запретит своим подводным лодкам атаковать пароход, на котором будет находиться императорская семья. Что же делает Бьюкенен, когда получает телеграмму, являющуюся королевским приказом? Вместо того чтобы передать ее императору, что являлось его долгом, он идет советоваться с Милюковым, который рекомендует ему ее не показывать. Элементарная честность приказывала ему в свободной стране отдать телеграмму по адресу. В своей газете „Последние новости" Милюков говорит, что это правда и что Бьюкенен действовал по его совету и без ведома Временного правительства».

Господин Якоби дает более правильную оценку фактам и следующим образом цитирует эту телеграмму: «События последних недель очень расстроили меня. Мои мысли неизменно с вами. Остаюсь вашим верным и преданным другом, каким был всегда». Однако Якоби порицает моего отца за то, что он не передал телеграммы по назначению. «Сэр Джордж Бьюкенен, – говорит он, – условился с Милюковым ее перехватить; пометка на полях телеграммы является доказательством этого. Каковы были причины этого недопустимого действия?» «Телеграмма была адресована императору, – говорит Милюков, – но так как императора больше не было, я передал ее английскому посланнику. Что за презренная слабость?» Сэр Джордж более прямолинеен. Он открыто признается, почему они поступили таким образом. Эта телеграмма могла облегчить отъезд императора в Англию. Она была единственной, которая была лично послана королем Николаю II после революции и не через моего отца, а через генерала Хэнбюри-Вилльямса, военного представителя короля при ставке Верховного главнокомандующего. К несчастью, когда она прибыла, император уже не был в Могилеве, а находился в пути в Царское, и сэр Хэнбюри-Вилльямс послал телеграмму моему отцу, с просьбой передать ее по назначению.

Но к тому времени император уже был пленником во дворце и не имел права общаться с внешним миром. И так как не было возможности передать ему телеграмму лично, мой отец был принужден отнести ее Милюкову и попросить его передать ее императору как можно скорее. Милюков, любезный и вежливый по своему обыкновению, обещал сделать это, но на следующий день сообщил отцу, что не мог выполнить своего обещания из-за разницы во взглядах, возникших по этому вопросу в составе Временного правительства. «Левые, – сказал он, – против того, чтоб император покинул Россию, и правительство боится, что послание короля будет истолковано в каком-нибудь превратном смысле, послужит дальнейшим аргументом для пленения императора и, вероятно, только сделает более строгими условия его заключения». Мой отец напирал на тот факт, что Милюков обещал передать телеграмму по назначению, что телеграмма носила личный характер и что она не имела никакого политического значения. На все это Милюков отвечал, что другие члены Временного правительства были иного мнения, и твердо заявил, что телеграмма не может быть вручена.

«Впоследствии, – добавляет мой отец в описании этого инцидента в своей книге, – меня просили этим делом больше не заниматься».

По всей вероятности, им были получены приказания из Министерства иностранных дел в Англии, но подозрение, что он по собственному почину задержал телеграмму, оставалось у многих, и даже Палеолог, хотя он и защищает его от обвинений в организации русской революции, говорит в своей книге: «Временное правительство сообщило Советам, что в согласии с Бьюкененом оно решило не передавать императору телеграммы короля Георга, в которой тот предлагает ему приют в Англии».

Когда оглядываешься на эти события, кажется странным, что английское правительство не настояло на том, чтобы послание короля было передано тому, кому оно было адресовано. Если бы оно оказало давление на Временное правительство, я уверена, что члены его преодолели бы свою боязнь и нервность, и император получил бы телеграмму, в которой выражалась симпатия его двоюродного брата и заключалось доказательство, что он не всеми забыт. Недели две спустя, во время одного из своих посещений Царского Села, Керенский сообщил императорской семье, что была получена телеграмма от английской королевы, с запросом о здоровье бывшей царицы. Это была единственная телеграмма, о которой сообщили императору, и молчание, окружавшее его, было, вероятно, очень тяжело ему в его заключении.

В своей книге мой отец ответил на некоторые нападки и обвинения, сделанные против него, но, связанный служебной тайной, он не мог раскрыть всей истины и из-за этого не мог быть совершенно оправдан в возводимых на него обвинениях в недостатке мужества и настойчивости в деле спасения императорской семьи. И эти обвинения наложили печать горечи и грусти на последние годы его жизни, бросив тень на его безупречную карьеру, придав его личности какую-то слабость характера, совершенно не соответствующую его истинному облику.

Тем, кто знал его лично и пережил с ним эти тяжелые дни, была известна цельность его характера и образа мышления. Они также знали, как легко ему было оправдаться и что только лояльность и сознание долга заставили его сохранить молчание. Позже, когда он удалился от дипломатической службы, у него было намерение разоблачить в своей книге всю правду о той попытке, которая была сделана, чтоб спасти русскую императорскую семью, но в Министерстве иностранных дел ему было сказано, что если он это сделает, то его не только обвинят в разглашении служебной тайны, но и лишат пенсии, а так как он был не богат и потерял большую часть своего состояния во время революции, он решил воздержаться от разоблачений. Его рассказ о том обещании, которое сделало британское правительство – принять императора в Англии, и о том, как, испугавшись нескольких левых членов палаты, оно не предприняло никаких дальнейших шагов, является просто желанием умолчать об истинных фактах и спасти тех, на кого должна была пасть главная ответственность. Когда-нибудь, я надеюсь, кто-либо опубликует действительные события, а пока я постараюсь описать то, что