очевидным. И всё же Еву не оставляло глупое, возможно, ощущение, что в этом столько же игры в коварного соблазнителя, сколько в злого дядюшку и властолюбивого ублюдка.

Тому, кто однажды превратил всю свою жизнь в игру на лезвии ножа, слишком просто забыть, где игра, а где реальность. И за масками, сотворёнными, чтобы прятаться от мира, потерять самого себя.

Он улыбнулся – легко, как добрый знакомый:

– Правда на правду, Ева. Правда на правду.

– Хорошо. – Она смотрела на него без тени смущения. – Вы самый прекрасный музыкант, которого я видела, слышала и встречала за свою жизнь.

– Музыкант, – повторил Кейлус проницательно, – но не человек. Не мужчина.

Ева не ответила. Просто не краснея, не робея, не опуская взгляд смотрела в его лицо – которого, чуть подавшись вперёд, могла бы коснуться губами. Просто потому, что эта близость не вызывала в ней ровно никаких чувств.

Как бы Кейлус Тибель ни напоминал порой того, кто ждал её в замке Рейолей, он не был им. И никогда не будет.

Он отвернулся, глядя в ноты.

– Мне забавно играть с тобой. Во всех смыслах. – Он заговорил с той же усталой искренностью, какую до того Ева слышала от него лишь однажды – здесь же. – Если бы ты могла забыть об Уэрте, я достиг бы сразу нескольких целей, и, поверь мне, я добился бы этого, если б хотел. Полагаю, Тим был бы даже не против: он считает, что и так задолжал мне немало, чтобы в чём-либо меня ограничивать. Но ты не забудешь об Уэрте, ты слишком славная, слишком маленькая и слишком мёртвая девочка, чтобы быть в моём вкусе, и ты слишком милый ребёнок, чтобы я мог этим воспользоваться. – Чуть повернув голову, он взглянул на неё: в глазах медными искрами танцевала ирония, и она запоздало поняла, почему перестала его бояться. – И, как и ты, я слишком ценю того, с кем уже связан, чтобы предпочесть ему даже прекраснейший в мире дуэт.

В этих глазах был интерес. Смех. Уважительная нежность – к той самой красоте, что он ценил превыше всего и которую разглядел в ней, стоило ей сесть за его инструмент. Как она чуть раньше разглядела её в нём.

Но желания – не больше, чем когда он взглядом учёного смотрел на рубин в её груди.

– В таком случае буду очень вам признательна, если вы перестанете…

Закончить фразу ей было не суждено.

Лик Кейлуса утонул в заволокшей комнату сумрачной дымке. Стены поплыли во внезапном головокружении.

Захлёбываясь темнотой, волной захлестнувшей её сознание, Ева ещё успела обиженно подумать «за что» – и услышать откуда-то взявшийся голос Динки, сочувственно вздохнувший «дурилка».

Очнулась она от того, что чьи-то пальцы застёгивали пуговицы у неё на спине. Во всяком случае, понимание, что она лежит лицом вниз, пока кто-то застёгивает на ней платье, вынудило Еву сесть столь резво, словно только что она не валялась в обмороке.

Если, конечно, это был обморок.

Осознав себя на золотистой шёлковой софе, приткнувшейся у стены всё той же гостиной с роялем, Ева уставилась на Кейлуса – тот сидел рядом, на полу, опустившись на колени.

– Конечно же, я воспользовался ситуацией, дабы беспрепятственно сотворить различные мерзости с твоим ледяным безответным телом, – правильно истолковав мучительно-беспомощное выражение её лица, скучающе произнёс тот. Тут же успокаивающе вскинул руки: – Тише, мне просто нужно было взглянуть на рубин. В твоём состоянии, сама понимаешь, трудно определить, умерла ты с концами или отключилась временно.

Облегчение, читавшееся в его лице, опровергло догадку, возникшую у Евы за миг до падения в черноту. Миг, в который она успела испытать ощущение, как будто её предали.

Было бы кому и что предавать.

– Так это… со мной… сделали не вы?

Кейлус качнул головой.

Чёрт.

– И долго я так?

– Пару минут.

– Но тогда что…

Её прервали звуки фортепиано, раздавшиеся одновременно с тем, как окрестности вновь размылись в лёгком головокружении.

На банкетке за клаустуром сидела светловолосая девушка в чёрном бархате. Игравшая – внезапно – до-диез-минорную прелюдию Рахманинова. Впрочем, само её появление невесть откуда было не менее внезапным. Как и то, что светлая макушка казалась Еве подозрительно знакомой.

Оборвав музыкальную фразу на середине, девушка оглянулась через плечо, заставив Еву почти задохнуться от удивления.

– Неплохой инструмент, – заметила Динка, крутанувшись на банкетке, чтобы повернуться к ней. – Вообще я люблю, когда клавиши полегче, но даже на такой сыграть после стольких-то лет – кайф.

…она может дышать?..

– …Ева!

Голос Кейлуса пробился словно сквозь пелену. Ощущение чужих ладоней на плечах пришло вместе с ним: одновременно с тем, как исчезло головокружение, прихватив с собой чувство спёршегося от шока дыхания.

Ева уставилась на пустую банкетку. Перевела взгляд на Кейлуса, лишь сейчас прекратившего трясти её за плечи.

– Что ты видела?

– Неважно. – Заметив, что пальцы её успели непроизвольно вцепиться в его кисти, она растерянно разжала руки. – Её всё равно здесь нет. И не могло быть.

– Галлюцинации?

– Видимо…

Или развлечения Мэта. Одно из двух.

Хотя нет: Кейлус рядом, а морочить Еве голову в его присутствии запрещено по договору.

– Скажи, что ты не притворяешься.

– Хотела б я, чтоб это было притворство.

Ева почти огрызнулась. Огрызаться не хотелось, но расшалившиеся нервы не хотели прислушиваться к доводам сознания, шалившего не меньше.

Кажется, Кейлуса, пытливо всматривавшегося в её глаза, это убедило лучше чего бы то ни было.

– Хотел бы я тебе не верить. – Он отпустил её. Выждав немного – словно желал удостовериться, что она не упадёт, – поднялся на ноги, не сводя взгляда с её лица. – Уэрти ведь не только энергией тебя поддерживал, верно?

Ева не ответила. Не была уверена, что рассказать про ритуальную ванну – правильное решение.

В конце концов, Кейлус тоже некромант, и не самый глупый. Если ему удастся подобрать нужный состав, у Евы исчезнет даже тот сомнительный рычаг давления, который появился только что.

– Скажи, – без труда прочитав её мысли, с мягкой настойчивостью сказал он. Скорее предлагая, чем приказывая. – Ради твоего же блага.

– Я не вправе раскрывать его секреты.

– Это не только его секреты, но и твои. И тебя они касаются больше, чем его. Хочешь упокоиться навсегда?

– Нет. Не хочу. – Она сощурилась, вглядываясь в тёмную бронзу его радужек. – А вы хотите?

Пауза, предшествовавшая ответу, была почти незаметной.

– Нет. Это не в моих интересах, – тут же небрежно добавил Кейлус.

– Тогда отпустите меня.

Меньше всего его сузившиеся глаза походили на глаза человека, способного согласиться на подобное предложение. Но из событий, пережитых под его крышей