— Но как это могло со мной случиться? Почему я ничегоне знала? Почему я ничего не чувствовала? — Ей казалось невозможным, чтовесь этот ужас произошел именно с ней.

— Это особенность подобного воспаления, —попытался объяснить доктор Джонстон, — очень часто именно спираль являетсяпричиной этого. К сожалению, она безопасна не для каждого организма. При такогорода воспалении нет ни боли, ни выделений, ни повышения температуры — никакихпризнаков, но инфекция очень опасна, она делает непроходимыми маточные трубы, ав вашем случае затронуты даже яичники. Вы даже представить себе не можете,сколько женщин с аналогичными проблемами прошли через нашу клинику. Я искреннесочувствую, что такое случилось именно с вами. Это большая неприятность, но выдолжны найти возможность справиться с ней. — Он хотел вселить в неенадежду, но своими словами вверг Диану в совершенное отчаяние. Мечта иметьсобственного ребенка стала для нее неосуществимой.

— Нет, я не хочу яйцеклетку другой женщины. Пусть лучшеу меня вообще не будет детей!

— Это вы сейчас так говорите, но, возможно, позже,когда вы успокоитесь и все обдумаете…

— Нет! Я не хочу даже думать об этом! И я не хочуникого усыновлять! — Ее голос сорвался на крик. — Я хочу моего собственногоребенка!

Почему это так просто для всех, кроме нее? И зачем, чертвозьми, она пользовалась этой чертовой спиралью? Ей хотелось наброситься накого-нибудь с кулаками, кого-нибудь обругать, но, увы, виновника ее несчастьяне было, как не было и того, кто бы мог облегчить ее страдания или избавить отних. Энди успокаивал ее, прижимая к себе, а она дрожала и всхлипывала, идоктору ничего не осталось, как выйти из палаты, оставив их вдвоем. Больше онничего не мог для них сделать.

— Мне жаль, любимая… Мне очень, очень жаль, —снова и снова повторял Энди, обнимая и успокаивая ее.

А когда немного позже они отправились домой, у нее все ещеболел живот, но страшнее этой боли для Дианы было сознание того, что ее лонопусто и бесплодно.

— Я не могу в это поверить, — сказала Диана Энди,когда машина остановилась перед домом. Она с ужасом посмотрела вокруг. Теперьона ненавидела этот дом. — Нам необходимо продать этот дом, —проговорила она, направляясь в спальню, — эти пустые комнаты наверху… оникак будто обвиняют меня. Они кричат мне: «Ты бесплодна! У тебя никогда не будетдетей!» — Она вспомнила слова доктора, и ей захотелось умереть.

— Почему бы нам не обдумать то, что он предложил… ну,он же сказал, что есть другие способы завести ребенка. — Энди старалсяговорить спокойно. Он не хотел расстраивать ее, хотя сам был расстроен неменьше. Это был самый ужасный день в их жизни, и теперь они должны былизаглянуть в будущее и принять решение, от которого будут зависеть их судьбы.Все планы рухнули, а построить новые в нынешней ситуации казалось им обоимделом непростым и неприятным. — Этот вариант с донорской яйцеклеткой можетоказаться прекрасным выходом.

— Это не выход! И уж тем более не «прекрасный»! —У нее началась форменная истерика, она почти визжала, Энди никогда раньше невидел, чтобы она вела себя так. — В этих отвратительных методах нет ничегопрекрасного! Прекрасно иметь своего собственного ребенка, а я не могу! Ты что,не слышал, что он сказал?! — Диана судорожно всхлипывала, и он не знал,что сделать, чтобы ее успокоить. Он тоже был подавлен, но ей было в сто разхуже от сознания того, что роковой изъян обнаружили именно у нее.

— Почему бы нам не поговорить об этом позже? —сказал он, аккуратно расправляя постель, чтобы она могла лечь. Он знал, чтонадрез у нее еще болит.

— Я вообще больше не хочу говорить об этом никогда! Иесли ты захочешь развестись со мной… что ж, тем лучше. — Она говорила это,укладываясь в постель и все еще всхлипывая. На нее было жалко смотреть.

Энди ободряюще улыбнулся жене. Она была в смятении, и этовполне оправдывало ее поведение. Он почувствовал, что любит ее еще больше, чемпрежде.

— Я не хочу с тобой разводиться, Ди. Я люблю тебя.Почему бы тебе сейчас не уснуть? Завтра мы сможем все это обдумать на свежуюголову.

— Ну и что это даст? — пробормотала она горестно,устраиваясь поудобней. — Завтра больше не будет… И следующей недели небудет, и синих анализов, и температуры… Все кончилось… — Они потеряли надежду,но вместе с тем из их жизни ушло это бесконечное напряжение и лихорадочноеожидание.

«Может, это не так уж плохо», — решил про себя Энди. Онзадернул шторы и вышел из комнаты, надеясь, что она в конце концов уснет.

Но Диана не могла уснуть и проплакала почти весь уикэнд. Икогда утром в понедельник она отправилась на работу, то выглядела какпривидение. Она приняла твердое решение не отвечать на звонки сестер.

Всю следующую неделю она ходила как сомнамбула, и Энди, какни старался, ничем не мог ее утешить. Элайза пригласила ее на ленч, но Дианаотказалась. Она не хотела ни видеться, ни говорить с кем бы то ни было. Даже сЭнди.

Перед Днем Труда муж попробовал уговорить ее поехать насвадьбу к Биллу с Денизой, на озеро Тахо, но она флегматично отказалась ехать,и после бесполезных уговоров, длившихся всю неделю, Энди поехал один. Диананичего не имела против, и нельзя сказать, чтобы он там очень уж повеселился, ночувствовал себя гораздо лучше вдали от ее бессильной ярости и той бесконечнойтупой боли, которая угнетала их обоих. Казалось, этим мучениям не будет конца,и он уже совершенно не представлял, как ей доказывать, что их жизни необорвались вместе с известием о ее состоянии.

— Ни ты, ни я вовсе не умерли, Диана, — сказал онв конце концов, — и смертельных болезней нам тоже никто не напророчил.Единственное, что изменилось в нашей жизни, — мы узнали, что не сможемродить собственного ребенка. Но я отказываюсь разрывать из-за этого наш брак.Да, конечно, я хочу детей, и, может быть, когда-нибудь мы кого-нибудь усыновим.Но сейчас есть только два человека — ты и я. И если мы оба не возьмем себя вруки, то в конце концов доведем друг друга до отчаяния. — Он изо всех силпытался вернуть в их жизнь нормальные отношения, но Диана не была настроенадаже попытаться помочь ему в этом.

Она постоянно с ним спорила и впадала в ярость из-за любогопустяка, а иногда по целым дням вообще с ним не разговаривала. Она выглядела ивела себя нормально только в те минуты, когда собиралась на работу, но кмоменту возвращения она опять превращалась в полоумную фурию, и Энди иногдаприходила в голову мысль, что она делает это все специально, стараясь разрушитьих брак. Но сама она была не уверена ни в чем и ни в ком: ни в нем, ни в себе,ни в друзьях, ни в работе. И меньше всего она была уверена в будущем.

* * *

В субботу, накануне Дня Труда, старый друг Чарльза — Маркпредложил ему вместе пообедать. Его очередная подружка уехала на несколько днейна Восток — проведать родителей, а днем раньше, на работе, Марк выяснил, чтоего молодой приятель тоже остался один на выходные.