Проснулся я от шума воды. Капли волновали водную гладь, словно летний ливень будоражил поверхность прежде спокойного озера. На мгновение звуки затихли, но потом возобновились.

Открыв глаза, я увидел перед собой сероватую ткань палатки. Ильва сидела спиной ко мне, склонившись над серебряным тазиком. Не открывая глаз, воительница потянулась за полотенцем, чтобы промокнуть мокрое лицо. Пока она вытиралась, я успел рассмотреть ее нагой торс и понял, на какую жертву ей пришлось пойти, чтобы быть принятой в мужской мир в качестве воина: прошло немало времени с тех пор, как ей удалили обе груди. Шрамы на плоской грудной клетке были грубыми и примитивными, словно швы накладывал небрежный дилетант.

Едва я протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, из моей груди вырвался стон. Вздрогнув, Ильва поспешила натянуть кожаную тунику. Когда она склонилась надо мной, я снова притих. Очень медленно, по мере того как приходил в сознание, я приоткрывал глаза, глядя на грубые черты ее лица.

Мой стон не был откровенной симуляцией – я испытывал острую непреходящую боль.

– Лежи спокойно, – сказала Ильва. – У тебя сломано несколько ребер. Не говоря об изуродованном лице.

Я скорчил гримасу, от чего тут же ощутил жжение на лбу и верхней губе – болезненно натянулись заживающие раны.

– Он жестоко обошелся с тобой, – бросила она мне.

– Я сам допустил оплошность, – возразил я со слезами в голосе, вспомнив о случившемся. – Видимо, я неверно перевел королю Элле слова Ивара Бескостного. Откуда мне было знать, что «худ» значит земельный надел?

Ильва положила мне на лоб влажную ткань, которая только что служила ей мочалкой.

– Даже если так, – сказала она, – ярл Ивар очень доволен, и, возможно, ему стоит даже поблагодарить тебя. Король Элла убежден, что ярл не причастен к возникшему недоразумению, и предоставил ему доступ в епископство за церковью.

– А это еще зачем?

– Для изучения языка саксов. – Она обнажила кривые зубы в усмешке. – Судя по всему, там проживает монах, владеющий обоими языками. Ивар Бескостный делает большие успехи.

Я утешал себя тем, что, как бы то ни было, моя оплошность сослужила ярлу службу. Ильва села на край кровати, замешкавшись с ремнем.

– А ты не думал, что ошибка, быть может, допущена намеренно, так как Ивар Бескостный стремился завоевать доверие короля? – неожиданно спросила она.

На краткий миг я вспомнил триумфальную улыбку рыжебородого ярла, но так и не дал себе труда додумать мысль до конца.

– Ерунда! – решительно возразил я. – Тут полностью моя вина. Теперь мне придется найти способ восстановить его доверие, раз все хорошо закончилось.

– Возможно, тебе понравится мое предложение, – заявила Ильва. – Ты узнал того крещеного колдуна, или епископа, или как там его называют? Ты встречал его прежде?

Ильва с порога церкви наблюдала за крещением Ивара Бескостного. У ее заботы, проявленной ко мне, явно была причина. Теперь я начал догадываться какая.

– Последний раз, когда я видел Этельберта, – отвечал я, – он был аббатом монастыря в Креке.

– Он занимал ту же самую должность десять лет назад, когда я совершила нападение на монастырь.

– И ты оставила его в живых?

– Я оставила в живых всех монахов. Хотя могла бы сжечь монастырь дотла еще тогда, чтобы их духи не преследовали меня и не принесли несчастья.

– Так вот почему вы, скандинавы, поджигаете дома после своих набегов? – изумленно воскликнул я.

Она затянула ремень и кивнула.

– Каждый поступает по-своему. Я поджигаю строения, лишь когда кто-то погиб. В остальных случаях оставляю жилища, чтобы вернуться за добычей через некоторое время, когда обитатели вновь чем-нибудь разживутся.

– Ты собиралась вернуться в Креку еще до того, как услышала от меня про реликвии, – осенила меня догадка. – Поэтому ты отправилась в Англию с сыновьями Лодброка.

– Бьёрн Железнобокий знал об этом, – кивнула она, стиснув зубы, – да и я могла бы запросто раскусить его замысел. Но если ты еще согласен помочь мне найти сокровища, я согласна поделиться. Ты мог бы предложить Ивару Бескостному свою долю, если полагаешь, что это поможет тебе вернуть его благосклонность.

Я поразмыслил над ее предложением. Несомненно, Ивар Бескостный нуждался в деньгах, но вряд ли смог бы воспользоваться серебром из епископства Эофорвика. С другой стороны, было и кое-что другое, что он наверняка оценил бы высоко. Я приступил к составлению собственного плана.

– Реликвии могут быть спрятаны где угодно, – заметил я.

– Начать можно с епископства, – ответила Ильва. – Оно находится на закрытой территории, прямо за каменной церковью.

Я попытался руководствоваться логикой христиан и пришел к такому же выводу. Этельберт был назначен епископом Эофорвика, потому что передал реликвии Святого Кутберта королю, а взамен попросил его об услуге.

– Я слежу за епископством, – продолжала Ильва. – Епископ никогда его не покидает. Но другие монахи регулярно выходят наружу.

– Я знаю, кого из них можно расспросить. – Несмотря на угрызения совести, пробудившие в моем животе неприятное ощущение, я смог добавить лишь одно: – Едва ли я смогу быть чем-то полезен в таком состоянии. Ты же привлечешь к себе слишком много внимания. Нам нужен кто-то третий.

Напротив кладбища Эофорвика находился «Хромой Боров» – лучший в городе постоялый двор. Это было большое, крепко сколоченное здание в два этажа с высоким скатом крыши и двустворчатой дверью, выходившей на улицу. Ильва уговорила хозяина – веселого круглого мужичка с густыми усами под огромным носом – предоставить нам лучшую комнату. Она находилась на втором этаже; из крошечного окошка под самым скатом открывался замечательный вид на кладбище с огромным каменным крестом в три человеческих роста, возвышающимся над могилами. За кладбищем виднелась церковь Святого Петра и главный въезд в епископство – широкие ворота в высоком дощатом заборе, который окружал весь комплекс построек и оберегал обитателей от незваных гостей. Забор с воротами в совокупности с кособоким колоссом церкви из серого камня ограничивал северную часть площади, где, как и подобает, вокруг торговых лавочек концентрировалась суетливая городская жизнь.

Ильва подвинула кровать к окну. Отсюда я каждое утро видел, как король Элла выезжает из своего королевского двора, успел рассмотреть комплекс построек за тронным залом, нависающим над двойными воротами южной стены. Вскоре объявился Ивар Бескостный – в сопровождении нескольких безоружных дружинников он ежедневно ходил изучать язык саксов. Телеги с провизией, повара, солдаты и прачки, не считая монахов и священников, так часто проходили через ворота, что постовые, которые, казалось, невероятно скучали, не обременяли себя обыском прохожих на предмет оружия, что, вообще говоря, являлось их главной обязанностью.