– Ивар Рагнарсон, я приветствую тебя в Эофорвике! – изрек король Элла. – И прославляю Господа за милость, проявленную им в связи с твоим обращением!

Ивар Бескостный посмотрел на короля сверху вниз в нерешительности, прежде чем махнул, призывая меня к себе.

– Ты и сам его слышал, – сказал я.

– Я по-прежнему предпочитаю, чтобы он думал, будто я его не понимаю.

Ивар Бескостный холодным взглядом осматривал площадь и собравшихся, пока я переводил слова короля на скандинавское наречие. Ярл невольно вздрогнул, увидев священников, облаченных в черные одежды, крест над воротами церкви, и прикоснулся к небольшому амулету в виде одноглазого лика Одина, который носил на нашейной цепочке.

– Давайте приступим.

– Господин король, – сказал я на языке саксов, – Ивар Рагнарсон благодарит вас за оказанный прием и говорит, что ему не терпится прийти к Господу и обрести спасение.

Король Элла скользнул по мне взглядом, не узнав. Если он стоял за попыткой моего похищения из лагеря, ему прекрасно удавалось это скрывать. Он сделал Ивару знак пройти к церковным воротам, где стража обыскала нас на предмет спрятанного оружия и позволила войти внутрь.

Звуки города поначалу приглушились, затем и вовсе стихли, когда мы ступили на плитку внутреннего зала. Это было просторное помещение, пустынное и тихое. Мягкий свет попадал сюда всего через четыре окна, расположенные на боковых стенах, и обрисовывал наши силуэты. Перед хорами стоял серебряный алтарь, на котором были отчеканены распятие Христа и фигуры учеников мессии. Позади, на полукруглой стене, висело позолоченное распятие, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, мерцающими в свете толстых восковых свечей. Синие ледяные глаза Ивара Бескостного вспыхнули при виде этого великолепия, но когда два священника принялись расстегивать ему куртку, он крепко схватил их за запястья и посмотрел на короля.

– Господа и Создателя своего подобает встречать в том виде, в каком ты родился, – сказал Элла. – Желающий принять христианскую веру должен встать на колени перед алтарем.

– Переведи, чтобы я мог ему ответить, – настоял Ивар, заметив мое замешательство.

– Он хочет, чтобы ты разделся и встал на колени.

– Об этом не может быть и речи.

Ивар Бескостный отпихнул священников и сложил руки на груди.

– Но таков обычай, – запротестовал Элла, когда я в самых вежливых выражениях растолковал ему, что достоинство ярла не позволяет ему вставать на колени перед кем бы то ни было. – Всякий христианин должен проявлять смирение перед лицом Господа. Даже я опускаюсь на колени во время службы.

– Этот неудачник может унижаться перед кем хочет, – заявил Ивар. – Но если мне непременно надо встать на колени, крещения не состоится. Я мигом ухожу отсюда, собираю новое войско и возвращаюсь через год разорять его город, насиловать женщин. Тогда я собственноручно выколю ему глаза и намотаю его кишки на колесо телеги, после чего сожгу его труп дотла. Так и передай.

Король Элла переводил взгляд с меня и Ивара – ему не терпелось узнать смысл, заключенный в таком обилии слов.

– Ивар Рагнарсон предлагает, – начал я переводить, – преклонить колени через посредника, если Господь Всемогущий согласен принять такое предложение.

Король Элла замер в нерешительности, затем скрылся в темноте за алтарем, откуда послышались приглушенные голоса.

– Отлично придумано, Рольф Дерзец, – шепнул мне Ивар из-за спины.

Элла вернулся в освещенную область и благосклонно кивнул.

Тогда я сделал пять шагов вперед и упал на колени. Человек, облаченный в пурпурную мантию епископа, выступил из темноты хоров. Это был аббат Этельберт из монастыря Святого Кутберта, что в Креке. Я опустил подбородок на грудь, чтобы не быть узнанным. Впрочем, Этельберт оказался рассеян, по своему обыкновению. Его взгляд был отстраненным, выражение мягкого рыбьего лица говорило о том, что он мысленно находился в другом месте.

Позже я узнал, что Вулфер, фактический епископ города, той зимой ушел в монастырь в Уорфдейле в знак протеста против владычества короля Эллы. Раскол в Нортумбрии зашел так далеко, что даже церковь разделилась между двумя правителями.

– Во имя Отца и Сына, – приступил к выполнению обряда на латыни Этельберт, осеняя меня крестным знаменем. Пока он громким четким голосом изрекал Символ веры и догмат о Святой Троице, священники все-таки раздели Ивара Бескостного и сняли с него амулет в виде одноглазого лика Одина-Альфадера. Куртку и синюю накидку унесли прочь, на рыжего ярла надели белую рубаху. Затем священники развязали веревку, на которой держались штаны Ивара Бескостного, сняли с его ног башмаки и подвели ярла к бочке с водой, куда жестами попросили его залезть. Он неохотно выполнил их просьбу.

Содержимое бочки выплеснулось наружу и хлынуло во все стороны, когда эпископ Этельберт положил ладонь на голову Ивару Бескостному и заставил ярла целиком погрузиться под воду. В таком положении епископ удерживал Ивара до тех пор, пока тот не начал отчаянно махать руками, взбивая пену на поверхности. Вытащив голову из воды, Ивар Бескостный принялся хватать ртом воздух, затем выкарабкался из бочки и встряхнулся, забрызгав все вокруг. В прохладном церковном зале с высокими сводами кривоногий ярл трепетал от холода и подавленного гнева. Промокшая рубаха прилипла к телу. Волосы и борода стали похожи на шерсть мокрого пса.

Король Элла выступил навстречу своему гостю, взял его обеими руками за плечи и улыбнулся с блаженным выражением на лице. Ивар, дрожа от холода, улыбнулся в ответ.

– Ты проклятый ублюдок, – сказал он, – такое унижение будет стоить тебе жизни.

– Ивар Рагнарсон говорит, – «переводил» я, – что он принял крещение с благодарностью и возносит хвалу Господу за его милость.

Священники ударились в песнопения.

– Значит, это старинный римский город?

Стоя посреди разрушенного города на западном берегу Усана, Ивар Бескостный осматривался вокруг. Город состоял из длинных широких улиц, спускающихся к реке. Дома, некогда аккуратно оштукатуренные и ухоженные, теперь превратились в наполовину осыпавшиеся остовы стен, лишенные крыш.

– Здесь жили простые римляне, – начал я рассказ. – Они называли этот город Эборакум. А за крепостными стенами на восточном берегу, где теперь раскинулся Эофорвик, тогда располагался военный лагерь.

– Рассчитанный на одну-единственную армию? – Ивар Бескостный оглянулся на занятый саксами город. – Значит, она была огромной.

– Двенадцать тысяч воинов.

Ярл-дан вытаращил ледяные синие глаза. Его собственное войско было, видимо, самым крупным из тех, что когда-либо удавалось собрать северянам. Оно насчитывало три тысячи человек и долго не продержалось. Возможность существования постоянной армии из двенадцати тысяч солдат, обитающей в специально возведенном из камня лагере, превосходила его самые смелые фантазии.