– Слишком ты надо мной потешаешься, – недовольно упрекнул он меня. – Видимо, в твоих глазах, осененных светом знания, я выгляжу глупым и невежественным.

Я счел за лучшее промолчать и перейти через мост в тишине, затем, не доходя до порта Усана, как называли жители городскую пристань, мы свернули и направились по тропинке мимо деревянных причалов и разбросанных тут и там построек, образующих небольшую гавань Эофорвика.

– Я всего-навсего примитивный дикарь, – бормотал он, – а ты ученик монаха-христианина.

Мы обошли каменный бастион крепостной стены, перед нами открылся лагерь, разбитый викингами на поле к югу от города. Он представлял собой скопление шатров и повозок, сгруппированных вокруг костра. Повсюду бегали собаки и дети, женщины занимались хозяйством, безоружные мужчины сидели с кружками, наполненными медовухой.

– Никчемный воевода, – не унимался Ивар, – который не в состоянии сплотить свое войско. Ярл-неудачник, не заслуживающий доверия собственной дружины.

Дурное настроение перешло в приступ ярости. Он остановился и схватил меня за куртку.

– Если вы действительно так считаете, – прошипел он с побелевшим от негодования взглядом, – будете сильно удивлены. Ты и твой король-сакс.

Он отпустил меня и поднял голову. Группа мужчин направлялась к нам из королевского тронного зала, расположенного в несуразном здании с двумя пристроенными сбоку уродливыми квадратными башнями над двойными воротами в южной городской стене, так называемыми Королевскими воротами. В широкоплечем воине с остроконечной бородкой, шествующем во главе толпы, я узнал короля Эллу.

– Сейчас все и случится, – пробурчал Ивар Бескостный себе под нос.

По его словам я понял, что он ждал короля саксов и знал о его намерениях. Когда делегация подошла ближе, оказалось, что соратники Эллы вооружены и среди них нет ни одного священника.

– Ивар Рагнарсон, – официально обратился король Элла к ярлу, – я приветствую тебя и искренне надеюсь, что ты не пожалел о своем обращении в нашу веру.

Ивар Бескостный отвечал, что христианство нравится ему, и что после обряда крещения он ощутил необыкновенное душевное успокоение. Король нетерпеливо кивал, пока я переводил речь ярла. Он пришел явно не для светской беседы.

– Прекрасно, – сказал он. – Это порадует Господа. Я все же хочу спросить у тебя, куда ты планируешь отправиться и где именно предполагаешь обосноваться?

Слушая мой перевод, Ивар всем своим видом демонстрировал замешательство. Затем он протянул руку в направлении скандинавского лагеря, раскинувшегося посреди поля, которое уже начали распахивать рабы северян.

– Передай королю, что меня с моими товарищами вполне устраивает это место, и что мы планируем остаться здесь.

Король Элла мрачнел с каждым произносимым мною словом.

– Я обещал исполнить твое пожелание, ярл Ивар, – сказал он, – и выделить тебе участок земли размером с растянутую воловью кожу. А твой лагерь занимает территорию, гораздо большую по площади.

Услышав от меня перевод слов короля, Ивар Бескостный жестом подозвал к себе Эллу со свитой.

У западного угла лагеря он наклонился и подобрал с земли узенькую кожаную веревку, наполовину спрятанную в траве.

– Скажи королю саксов, что эта веревка сделана из кожи одного-единственного вола. Кожу растянули и вплели в нее волоски из шерсти, так что веревка стала водонепроницаемой, устойчивой к осадкам. Мы используем подобные веревки для обозначения границ подходящего для домашнего хозяйства земельного надела, который на нашем наречии называется «худ»[7].

Король Элла обнаружил, что обозначенный веревкой участок охватывает площадь лагеря и близлежащего поля, и почесал остроконечную бородку.

– Мне представлялось, – поделился он со мной разочарованием, – что твой хевдинг намеревался построить один-единственный дом, а он взял и основал целую колонию. Это грубое нарушение нашего с ним договора.

Ивар Бескостный выслушал мой перевод, хмуро переводя взгляд с меня на короля.

– Ты уверен, что перевел все правильно? – спросил он затем.

– Естественно, я перевел правильно, – ответил я, застигнутый врасплох неожиданным вопросом.

– А я что-то сомневаюсь. Иначе не возникло бы подобной ситуации.

– Но ты собственными ушами слышал каждое слово…

Не успел я договорить, как огромный кулак Ивара Бескостного врезался мне в лицо. Я повалился в траву. Боль пронзила меня стрелой, когда он впридачу хорошенько пнул меня в бок.

– Ах ты, тщеславный засранец! – прошипел он на скандинавском языке. – Неужели ты возомнил, что лучше меня? Лучше сына Рагнара Лодброка? Как ты мог такое вообразить?!

Тогда я впервые стал свидетелем удивительной способности Ивара Бескостного аккумулировать гнев и спустя некоторое время направлять скопившуюся энергию негодования на посторонний объект. Унижение во время обряда крещения пробудило в нем ярость. Разочарование из-за невозможности захватить столь крупный город, как Эофорвик, подпитывало его гнев. Ощущение собственной ущербности перед лицом ушедшей римской цивилизации вынесло скопившуюся ярость на поверхность, и, наконец, возмущение Эллы довело Ивара Бескостного до исступления.

Рыжебородый ярл прижал мне грудь коленом, склонился надо мной и принялся кулаками отделывать мне лицо. Его руки сновали вверх-вниз, как у жнеца в период страды. Моя голова болталась из стороны в сторону от ударов, я ощущал кожей теплую влажную кровь, перед глазами у меня мелькали красные брызги, летевшие на одежду ярла, маячил серебряный крест на его шее. Звуки постепенно становились глуше и слабее, движения замедлялись, фигура передо мной темнела и расплывалась, пока не исчезла вовсе. Боль долго не унималась, лишь спустя некоторое время я понял, что Ивар Бескостный перестал меня колотить.

Два человека смотрели на меня с совершенно разными выражениями на лице.

– Перестань наказывать своего переводчика, – сказал король Элла. – Ясное дело, что здесь идет речь о недоразумении. – Он наклонился к Ивару и повторил последнее слово громко и отчетливо, будто его собеседник был туговат на ухо: – О не-до-ра-зу-ме-нии!

Лицо рыжебородого ярла взмокло от пота. Он тяжело дышал.

Наконец он осознал, что пытался донести до него король Элла, и его ледяные синие глаза засияли триумфальным блеском. Он тут же склонил голову, чтобы никто не заметил его радости.

– Досточтимый король, – нерешительно проговорил он на языке саксов, намеренно коверкая слова. – Вы добры, невероятно добры.

Несмотря на кочноязычие, король Элла понял и сразу преисполнился осознанием собственного благородства и значимости. Он вытянул вперед руку и благосклонно положил ее на склонившуюся перед ним рыжую голову.

Последнее, что я увидел, прежде чем погрузиться во мрак, была плутоватая улыбка Ивара Бескостного.