– Неужели тут все построено римлянами? – обратился ко мне Хастейн. Я сидел рядом с Иваром Бескостным на краю первой повозки и мог лишь кивнуть вместо ответа.

На протяжении трехдневного путешествия я много рассказывал скандинавам о королевском городе, но теперь живые впечатления лишили меня дара речи. Многочисленные дома – большие и маленькие вперемешку, некоторые вовсе в два этажа, – лепились друг к другу настолько тесно, что между ними не оставалось места ни для пашни, ни даже для нормального огорода. Овощи, куры, мелкий домашний скот сосуществовали на крошечных клочках земли, обнесенных низенькими заборчиками из жердей. Из многих сотен дымовых отверстий, проделанных в соломенных крышах, поднимался чад, подхватывался холодным северным ветром и собирался в один темный столб дыма, медленно тянущийся в южном направлении.

Жителей здесь было не счесть; мужчины, женщины и дети толпами текли мимо нашего кортежа, удостаивая нас лишь непродолжительным взглядом. Из какофонии голосов и звуков то и дело выбивался собачий лай или крик торговцев, стоявших за прилавками или в дверях своих лавочек и предлагавших купить готовые блюда и товары, о существовании которых я даже не подозревал. Улицы провоняли мочой и испражнениями людей и животных. Куда ни глянь, везде кипела жизнь.

– Римляне только возвели стены, – припомнил я один из монологов брата Ярвиса. – Когда сюда пришли первые саксы, они разрушили остатки каменных зданий и выстроили дома из дерева и соломы.

– Почему они так поступили? – удивился Хастейн, которому пришлось изрядно повысить голос, чтобы перекричать уличный шум.

– Потому что каменным домам было по несколько веков, и суеверные саксы решили, что новых жильцов будут преследовать привидения.

– Достойная причина, – кивнул Хастейн и, улыбнувшись тонкими губами, огляделся. В городской толпе он чувствовал себя как дома. Здесь было полно молодых девушек, подходящих для любовных утех.

– На противоположном берегу реки, – продолжал я свой рассказ, указав на ворота в дальнем конце города, – сохранились римские руины. Никто не желает жить на том берегу, так как он не защищен каменной стеной.

На повозке с моей стороны, скрючившись и держа вожжи, сидел долговязый Ивар Бескостный с застывшим выражением лица. Лишь его веснушчатая рука, беспокойно теребящая рыжую бороду, выдавала его чувства.

– Большое поселение, – заметил он.

– Говорят, здесь живет шесть тысяч человек, – сообщил я. – Эофорвик – второй по величине город Англии. Крупнее него только Лунден.

Взглянув на меня, Ивар неуверенно улыбнулся.

– Ты не представляешь особой ценности в качестве провожатого, Рольф Дерзец, но являешься кладезем полезных знаний. Я был прав, сохранив тебе жизнь.

– Сохранив мне жизнь?

– Ты наверняка в курсе, что перед тем как отправиться в южные земли, Бьёрн Железнобокий советовал мне убить тебя? Он решил, что ты непригоден для сражений, но чересчур пронырлив, чтобы свободно расхаживать по лагерю.

Известие о сомнениях Бьёрна Железнобокого не стало для меня неожиданностью. Я давно чувствовал неприязнь со стороны седобородого великана.

– Тем не менее ты решил сохранить мне жизнь?

– Я выполняю свои обещания. Теперь ты один из нас.

Ильва подъехала с другой стороны повозки, устремив настойчивый взгляд близко посаженных глаз на Ивара Бескостного.

– Каким образом ты рассчитывал захватить такой город? – спросила она. – Он в десять раз больше Рипы.

От ее вопроса тяжелый ком в моем желудке стал ощутимее.

– Где хотенье, там и уменье, – Ивар Бескостный ограничился таким ответом.

За поворотом и кладбищенской стеной улица выходила на удлиненную площадь, с севера ограниченную одним-единственным зданием.

– Ты разве не говорил, что все римские каменные дома были разрушены? – спросил Хастейн и вытаращился на здание.

– Церковь Святого Петра была возведена не римлянами. – Я говорил медленно, так как сам с благоговением разглядывал впечатляющее каменное строение. – Ее построили около двухсот лет назад, когда языческий король Эдвин должен был перейти в христианскую веру и жениться на принцессе-христианке из Уэссекса.

Внушительный серый фасад церкви вознесся на высоту не менее чем в пять человеческих ростов, завершаясь крутой крышей из поросшего мхом кирпича. Крыша отвесно устремлялась к облачному небу до линии конька, расположенного выше самых высоких деревьев.

По сравнению с Софийским собором в Константинополе или большой мечетью в Кордобе, церковь святого Петра не поражала размером, была примитивно построена и неуклюже прилеплена сбоку к городской улице, так как неизвестному зодчему понадобилось непременно расположить церковное пространство на оси с востока на запад. И все же это было самое большое здание, которое мне когда-либо приходилось видеть, а поскольку почти никто из дружинников Ивара тоже никогда не встречал ничего подобного, наша процессия погрузилась в безмолвие.

На площади перед церковью стояла колокольня из массивных бревен. Мы собрались около нее, сформировав целую передвижную крепость, которую немедленно окружили вооруженные солдаты-саксы. К ним присоединилось немало любопытных горожан. Они не знали, кто мы такие и почему пришли: король Элла никому ничего не рассказал о нашем приходе. Без оружия, кольчуг и шлемов мы были похожи на кучку жалких переселенцев. Судя по всему, именно на такое впечатление Элла и рассчитывал.

– Но тут не только церковь каменная, – заметил Хастейн, указав на продолжение улицы, ведущей к реке и мосту.

– Ты видишь перед собой знаменитую римскую дорогу, – ответил я. – Римляне выкладывали брусчаткой не только дороги между городами, но и центральную городскую улицу.

– Видимо, камень пришелся им по вкусу, – сказал он. – Стены из камня. Дома из камня. Улица из камня. А что не так с досками?

– Дерево продержится не больше одного поколения. Камень вечен.

Кивнув, Хастейн смахнул с глаз влажную челку.

– Улица из камня, – прошептал он с благоговением.

– И что теперь? – поинтересовалась Ильва.

Ивар Бескостный встал, расставив кривые ноги и скрестив руки на груди. Его поза излучала уверенность. Лишь мерцающий ледяной взгляд синих глаз разоблачал его – на самом деле он не знал ответа на этот вопрос.

– Погоди да погляди, – сказал он.

Ожидание было недолгим. Из церкви высыпалась кучка священников, которые тут же запели. Резкий звук заставил толпу умолкнуть. Горожане склонили головы и прикрыли глаза. Некоторые стали раскачиваться взад-вперед в экстазе, как монахи Святого Кутберта, когда на них снисходил Святой Дух.

Когда песня закончилась, в воротах церкви показалась очередная процессия. Это был король Элла в окружении богато одетых людей – судя по всему, избранных олдерменов и тэнов. Жители города опустились на колени в смердящую грязь. Король развел руки и подошел ближе. На лице с остроконечной бородкой застыла улыбка. Он обнял Ивара Бескостного. Ему пришлось приподняться на цыпочки, чтобы поцеловать обе щеки рыжебородого ярла-дана.