Кайт смотрела на нее с любопытством.

— Чего хочешь ты, Ренисенб? Я не понимаю. Ренисенб ничего неответила. Как облечь в слова то, что она сама едва понимала? Оглядевшись, онакак бы заново увидела обнесенный стенами двор, ярко раскрашенные столбыгалереи, неподвижную водную гладь водоема, стройную беседку, ухоженныецветочные клумбы и заросли папируса. Кругом мир и покой, доносятся давноставшие привычными звуки: щебет детей, хриплые пронзительные голоса служанок вдоме, отдаленное мычание коров. Бояться нечего.

— Отсюда не видно реки, — рассеянно произнесла она.

— А зачем на нее смотреть? — удивилась Кайт.

— Не знаю, — ответила Ренисенб. — Наверное, я сказалаглупость.

Перед ее мысленным взором отчетливо встала панорама зеленыхполей, покрытых густой сочной травой, позади которых раскинулась уходящая загоризонт даль удивительной красоты, сначала бледно-розовая, а потомаметистовая, разграниченная посредине серо-серебристой полосой — Нилом…

У нее перехватило дыхание от этого богатства красок. Все,что она видела и слышала вокруг, исчезло, сменившись чувством безграничногопокоя и безмятежности…

«Если повернуть голову, — сказала она себе, — то я увижуХори. Он оторвется от своего папируса и улыбнется мне… Скоро сядет солнце,станет темно, я лягу спать… И придет смерть».

— Что ты сказала, Ренисенб?

Ренисенб вздрогнула. Она не знала, что говорит вслух. Итеперь, очнувшись, вернулась к действительности. Кайт с любопытством смотрелана нее.

— Ты сказала «смерть», Ренисенб. О чем ты думала?

— Не знаю, — покачала головой Ренисенб. — Я вовсе не… — Онаснова огляделась вокруг. Как приятна была эта привычная сцена: плещется вода,рядом играют дети. Она глубоко вздохнула.

— Как здесь спокойно. Нельзя даже представить себе, чтоможет случиться что-то страшное.

Но именно здесь возле водоема на следующее утро нашли Ипи.Он лежал лицом в воде — чья-то рука, окунув его голову в водоем, держала еетам, пока он не захлебнулся.

1

Имхотеп сидел, бессильно ссутулившись. Выглядел он гораздостарше своих лет — убитый горем, сморщенный, жалкий старик. На лице застыларастерянность и смятение.

Хенет принесла ему еду и с трудом уговорила поесть.

— Тебе нужно поддерживать свои силы, Имхотеп.

— Зачем? Кому нужны эти силы? Ипи был сильным, сильным икрасивым — а теперь он лежит мертвый… Мой сын, мой горячо любимый сын!Последний из моих сыновей.

— Нет, нет, Имхотеп, у тебя есть еще Яхмос, твой добрыйЯхмос.

— Как долго он проживет? Он тоже обречен. Мы все обречены.Что за несчастье обрушилось на наш дом? Я и представить себе не мог, чтоожидает нас, когда привел в свой дом наложницу. Ведь я поступил по обычаю,одобренному людьми и богами. Я почитал эту женщину. За что же мне такая кара?Или это месть Ашайет? Она не хочет даровать мне прощения? Она не вняла моемупосланию, ибо беда не покидает наш дом.

— Нет, нет, Имхотеп, не говори так. Прошло еще совсемнемного времени с тех пор, как урну с посланием поставили в поминальном зале.Разве мы не знаем, как долго вершатся у нас дела, требующие правосудия? Как ихбез конца откладывают в суде при дворе правителя и как еще дольше приходитсяждать, пока они попадут в руки визиря? Правосудие вершится медленно и в царствеживых, и в Царстве мертвых, но в конце концов справедливость восторжествует.

Имхотеп недоверчиво покачал головой. И тогда Хенетпродолжала:

— Кроме того, Имхотеп, ты должен помнить, что Ипи не сынАшайет, его родила тебе твоя сестра Ипи. Станет ли Ашайет так о нем печься? Вотс Яхмосом все будет по-другому. Яхмос поправится, потому что за него похлопочетАшайет.

— Должен признаться, Хенет, твои слова меня утешают… В том,что ты говоришь, есть правда. К Яхмосу и вправду с каждым днем возвращаютсясилы. Он хороший, надежный сын, но Ипи, такой отважный, такой красивый… — ИИмхотеп снова застонал.

— Увы! Увы! — с участием всхлипнула Хенет.

— Будь проклята эта Нофрет с ее красотой! И зачем толькодовелось мне ее увидеть!

— Сущая правда, господин. Настоящая дочь Сета, я сразупоняла! Обученная колдовству и злым наговорам, нечего и сомневаться.

Послышался стук палки, и в главные покои, прихрамывая, вошлаИза.

— Все в этом доме с ума посходили, что ли? — ироническифыркнула она. — Что, вам делать больше нечего, как осыпать проклятьямиприглянувшуюся тебе бедняжку, которая развлекалась тем, что пакостила идосаждала глупым женам твоих сыновей, потому что они по своей дурости сами еена это толкали?

— Пакостила и досаждала? Вот, значит, как ты это называешь,Иза, когда из трех моих сыновей двое погибли, а один умирает? И ты, моя мать,еще упрекаешь меня!

— По-видимому, кому-то следует это сделать, ибо тызакрываешь глаза на то, что происходит на самом деле. Выкинь из головы глупуюмысль о том, что все это творится по злому умыслу убитой женщины. Рука живогочеловека держала голову Ипи в воде, пока он не захлебнулся, и та же руканасыпала яд в вино, которое пили Яхмос и Себек. У тебя есть враг, Имхотеп, онздесь, в доме. А доказательством этому то, что с тех пор, как по совету Хори,еду Яхмосу готовит Ренисенб или раб под ее наблюдением, и она сама эту еду емуотносит, с тех пор, говорю тебе я, Яхмос с каждым днем обретает здоровье исилу. Перестань быть дураком, Имхотеп, перестань стонать и сетовать, чему внемалой степени поспешествует Хенет…

— О Иза, ты несправедлива ко мне!

— Чему, говорю я, поспешествует Хенет, потому что она либотоже дура, либо у нее на то есть причина…

— Да простит тебя Ра, Иза, за твою жестокость к беднойодинокой женщине!

Но Иза, угрожающе потрясая палкой, продолжала:

— Соберись с силами, Имхотеп, и начни думать, Твоя покойнаяжена Ашайет, которая была славной и неглупой женщиной, может, и использует своевлияние на том свете, чтобы помочь тебе, но уж едва ли она сумеет за тебядумать. Надо действовать, Имхотеп, ибо если мы этого не сделаем, смерть еще нераз проявит себя.

— Враг? Враг из плоти и крови в моем доме? Ты вправду этомуверишь, Иза?

— Конечно, верю, потому что здравый смысл подсказывает мнетолько это.

— И, значит, нам всем грозит опасность?