пакте Риббентропа — Молотова или Катыни, так и этим товарищам не удастся исказить историю Холокоста. Тем более что Холокост — явление глобального масштаба, мощный опыт, закодированный в мировом сознании, и его не замести под ковер по капризу нескольких польских политиков.

Однако ты сам знаешь, как трудно достучаться до сознания людей, что уж говорить, если эту правду оспаривает власть и политическая элита.

Вред для Польши очевиден, это ясно. Еще одно поколение выйдет из школ, не зная ключевой главы истории собственной страны. Но знания о том, что случилось, уже никуда не денутся. «Право и Справедливость» может переименовать улицы, установить сотню памятников президенту Качиньскому в честь празднования столетия независимости Польши, но властям не удастся изменить правду о Холокосте. Не удастся сделать из 38 миллионов поляков 38 миллионов Праведников народов мира — это просто невозможно.

Может быть, ты недооцениваешь проблему? До войны эндеция подогревала антисемитизм настолько эффективно, что усыпила бдительность многих поляков относительно угрозы нацистской идеологии расовой чистоты.

Некоторые даже восприняли эту идеологию — все прошло как по маслу.

Конечно, я понимаю значимость проблемы. Возрождающийся неофашизм, свастики, зажигаемые в лесах или выкладываемые из вафель на торте по случаю дня рождения Гитлера, марши с факелами к восторгу министра Блащака[248], повешение портретов послов Европарламента на виселице при полной пассивности властей, означающей санкцию на радикальную ксенофобию — это, разумеется, вызывает ужас. Однако я повторяю: раз написанную историю уже не изменить. Это многие тома, существующие в библиотеках по всему миру.

Но можно их не читать.

К сожалению, можно. Можно воспитывать поколения невежд, не знающих собственной истории и поэтому поддающихся манипуляциям. История учит, что циничная политическая игра на националистических или религиозных предубеждениях часто заканчивается резней. Мы знаем это по геноциду в Югославии, Руанде, по Холокосту. Ненависть, порожденная агрессивным национализмом, — самое опасное топливо, какое знает история. И в этом смысле власть «Права и Справедливости» — это власть людей совершенно безответственных.

Качиньский, по-твоему, антисемит?

Если не антисемит, значит, он прагматически использует антисемитизм для консолидации своей власти, и, в сущности, неизвестно, что хуже.

Достаточно подумать, к чему он отсылает и на что опирается ксенофобия, которую Качиньский воскрешает в поляках. А Тадеуш Рыдзык — идейный тыл «Права и Справедливости» и человек-институция, которого превозносит верхушка правящей партии, — антисемит он или нет? Я довольно внимательно следил за текстами и высказываниями в газете «Наш Дзенник» и на «Радио Мария» после публикации «Соседей» и знаю ответ на этот вопрос. В 2008 году Госдепартамент США напечатал Global Anti-Semitism Report[249], в котором «Радио Мария» определяется как «одно из наиболее радикальных антисемитских средств массовой информации в Европе». Эхо этой деморализующей обиды, какой является антисемитизм, представляет собой эмоциональную подоплеку «Права и Справедливости».

Эндеция, современным воплощением которой является «Право и Справедливость», с самого начала своего существования была формированием не только антисемитским, но и антигосударственным, анархическим. Начиная с убийства Нарутовича[250]. Подумай только, на протяжении 123 лет польское государство отсутствовало на географической карте, и вдруг мы обретаем независимость, выбираем президента — и первое, что происходит под бурные аплодисменты эндековской публики, — убийство того, кого мы избрали. Чистой воды безумие. И в этом смысле эрозия легитимации государственных институтов, конституционного порядка, парламента, уважения к закону — это повторение истории в версии «Партии и Справедливости». Они тоже разрушают государство, причем эффективнее, чем эндеки, поскольку дорвались до власти.

Наиболее спорным в твоем проекте строительства музея Холокоста является идея поставить при входе памятник Праведнику народов мира с подписью: «Полякам, которые, подвергая свою жизнь и жизнь своих близких смертельной опасности со стороны немецкого оккупанта, бескорыстно помогали своему ближнему, еврею, действуя в одиночку, несмотря на враждебность польского окружения, спасая, таким образом, и честь польского народа. Благодарные соотечественники».

Ты забыла добавить, что в своем проекте я также пытаюсь «заколдовать» реальность, потому что хотел бы, чтобы на цоколе памятника, под этой надписью, подписались «Президент, Сейм и Сенат Республики Польша». Конечно, сначала что-то должно измениться в этом уважаемом органе власти, который покамест аплодирует в связи с юбилеем членов Национальных вооруженных сил[251] из Свентокшиской бригады[252]!

То, как манипулирует историей Праведников народов мира «Право и Справедливость» — хотя «Гражданская платформа» к этому руку тоже приложила (накручивание пропаганды вокруг Ирены Сендлер[253] и Яна Карского так, как будто они были олицетворением массового поведения в период оккупации, началось задолго до того, как «Право и Справедливость» выиграла выборы в 2015 году) — лицемерие чистой воды. Десятки лет после войны Праведники отказывались говорить о своих благородных поступках во время оккупации, опасаясь преследований со стороны соотечественников.

Тебя не удручает этот бесконечный поединок с одним и тем же противником?

Да, очень. Но знаешь, в каждой культуре действует элементарный императив: умерших следует достойно похоронить. И, начиная с книги о Едвабне, у меня чувство, что мне выпала роль того, кто должен за этим проследить, — я имею в виду евреев, убитых во время оккупации. Не только мне, конечно, потому что это чувство разделяют, как мне кажется, все коллеги, пишущие о Холокосте. И в общественном сознании что-то сдвигается, потому что траур по умершим есть некая базовая человеческая потребность.

Наверное, это имела в виду моя бывшая жена Ирена, когда сказала тебе, что если уж человек начал писать о Холокосте, то эта тема его больше не отпустит. Но мне кажется, что потребность пережить траур по польским евреям, убитым во время Холокоста, постепенно находит путь к сердцу сегодняшних жителей Польши, хотя евреев среди них уже почти не осталось. Приведу пример.

Давай…

Однажды летом я приехал в Варшаву с дочерью, уже взрослой, которая — заразившись, бедная, от родителей — писала тогда диссертацию о преподавании в польских школах истории Холокоста. Особая тема, но я хочу рассказать о другом. Мы договорились встретиться на Умшлагплац[254] с Робертом Шухтой, прекрасным педагогом, который на уроках истории разговаривает с учениками о Холокосте. Это было 22 июля, затем мы собирались вместе с Робертом поехать в Треблинку, куда он всегда возит своих учеников.

Приходим мы с Магдой на совершенно пустую Умшлагплац. Какой-то увядший букетик у стены и больше ничего. По дороге я купил газеты, там уже вовсю развернулась кампания по увековечиванию памяти… в связи с приближающейся годовщиной 1 августа, то есть Варшавского восстания. О том, что 22 июля 1942 года немцы начали Большую акцию (так именовалось это преступление), то есть вывоз варшавских евреев из гетто, — ни слова. А ведь на