Я негромко рассмеялся.

– В самом деле? Как мило с вашей стороны! Благое намерение, но вы ведь знаете, куда вымощен путь подобными замыслами?

– Ах, граф, ваше благородство позволяет вам столь легко принять мое признание, однако уверяю вас, что последний час был для меня совершенно ужасен!

– Это присуще всем влюбленным, полагаю, – ответил я. – Мучить себя без всякой нужды! Что же, что же, весьма забавно! Мой юный друг, когда доживете до моих лет, вы предпочтете звон золота смеху и поцелуям женщин. Сколько еще повторять, что я совершенно равнодушен к нежной страсти? Верьте или нет, но это так.

Он одним глотком осушил свой бокал и с некоторым волнением заговорил:

– Тогда я вам признаюсь. Да, я действительно люблю графиню. Люблю – слишком мягкое слово, чтобы описать все, что я чувствую. От одного прикосновения ее руки меня бросает в дрожь, от ее голоса душа моя просто переворачивается, а ее глаза прожигают меня насквозь! Ах! Вы этого не знаете… Вам не понять всей радости и боли…

– Успокойтесь, – холодно проговорил я, глядя на свою жертву, чьи скрытые чувства вырывались наружу. – Самое главное – это сохранять холодную голову, когда кипит кровь. Вы думаете, она вас любит?

– Думаю! Боже праведный! Она… – Тут он умолк и густо покраснел. – Нет! Я не имею права говорить об этом. Мне известно, что она никогда не любила своего мужа.

– Мне это тоже известно! – ровным тоном ответил я. – Это бросилось бы в глаза даже увидевшему ее случайному прохожему.

– Ну, и неудивительно! – с жаром воскликнул он. – Он был таким флегматичным глупцом! Вот ведь пришло ему в голову жениться на таком дивном создании!

Сердце у меня подпрыгнуло от внезапной вспышки ярости, но я совладал с голосом и спокойно ответил:

– Пусть покоится с миром! Он умер, и мы не станем его тревожить. Чем бы он ни провинился, его жена, разумеется, была ему верна, пока он жил на этом свете. Она считала его достойным верности, разве не так?

Он опустил взгляд и невнятно пробормотал:

– О, конечно же!

– А вы… Вы были ему верным и преданным другом, несмотря на соблазнительный блеск глаз его супруги?

Он ответил хриплым голосом:

– Ну, разумеется! – Однако его изящная рука, лежавшая на столе рядом с моей, задрожала.

– Ну, в таком случае, – спокойно продолжил я, – любовь, которую вы питаете к его благочестивой вдове, полагаю, есть именно то, что он бы одобрил. Если, как вы говорите, она была совершенно чиста и невинна, чего иного можно пожелать? Пусть она получит награду, которой заслуживает!

Пока я говорил, Гвидо нервно ерзал на стуле, то и дело бросая на портрет моего отца беспокойные и раздраженные взгляды. Полагаю, он увидел в нем сходство со своим покойным другом. Помолчав пару секунд, он с деланой улыбкой повернулся ко мне.

– А вы и вправду не испытываете к графине никаких чувств?

– О, простите меня, я и вправду испытываю к графине сильное чувство, но оно не такого свойства, как вы думаете. Если вас это утешит, то гарантирую вам, что я никогда не окажу ей знаков приватного внимания, если только…

– Если только что? – нетерпеливо спросил он.

– Если только не случится так, что она окажет мне подобные знаки! В этом случае будет невежливо ей отказать! – И я хрипло рассмеялся.

Он в удивлении вытаращил на меня глаза.

– Она окажет вам подобные знаки! – воскликнул он. – Да вы шутите. Она такого никогда не сделает.

– Конечно нет! – ответил я, встав и хлопнув его по плечу. – Женщины никогда не ухаживают за мужчинами, это неслыханно и противоречит законам природы. Поэтому не переживайте, друг мой, вы, разумеется, получите вознаграждение, которого столь заслуживаете. Идемте выпьем кофе в обществе прекрасной дамы.

И мы рука об руку, самым дружеским образом проследовали на веранду. К Феррари вернулась вся его прежняя веселость, и Нина, как мне показалось, отметила это с облегчением. Было видно, что она боялась его, – это нужно было запомнить. Она приветливо улыбнулась, когда мы подошли, и принялась разливать ароматный кофе. Вечер выдался чудесный: луна уже сияла высоко в небесах, и из далекого леса доносились трели соловьев. Когда я уселся в низенькое кресло, заботливо поставленное хозяйкой рядом со своим, мой слух поразило долгое печальное завывание, то и дело переходившее в нетерпеливое поскуливание.

– Что это? – спросил я, хотя в этом не было нужды: я сразу же узнал эти звуки.

– О, это несносный пес, Уивис, – раздраженно ответила Нина. – Он принадлежал Фабио. Своим воем он портит такой прекрасный вечер.

– А где он?

– Ну, после смерти мужа он стал таким надоедливым, бегает по всему дому и воет. Потом взял себе моду спать в комнате Стеллы, рядом с ее кроваткой. Он не дает мне покоя ни днем ни ночью, так что я велела посадить его на цепь.

Бедняга Уивис! Его жестоко наказали за преданность.

– Я очень люблю собак, – медленно проговорил я, – и они обычно быстро ко мне привязываются. Можно мне взглянуть на вашего пса?

– О, разумеется! Гвидо, сходите отвязать его?

Феррари не шевельнулся и продолжал сидеть, откинувшись на спинку стула, и потягивал кофе.

– Благодарю покорно, – с усмешкой ответил он. – Возможно, вы забыли, как в прошлый раз, когда я его отвязывал, он чуть не разорвал меня на части. Если не возражаете, я лучше поручу это дело Джакомо.

– Возможно, после такого рассказа о поведении собаки графу не захочется ее увидеть. Ведь и вправду, – сказала Нина, поворачиваясь ко мне, – Уивис очень невзлюбил синьора Феррари, хотя он добродушный пес и всегда играет с дочуркой, когда та к нему подходит. Вы действительно желаете его видеть?

Когда я поклонился в знак согласия, она дважды позвонила в колокольчик. Появился дворецкий.

– Джакомо, – продолжила она, – отвяжите Уивиса и приведите сюда.

Джакомо снова посмотрел на меня робким вопрошающим взглядом и отправился выполнять приказание. Через пять минут вой внезапно стих, и по залитой лунным светом лужайке вприпрыжку пронеслась вытянутая гибкая черная тень – это Уивис мчался во весь опор. Не обращая внимания ни на хозяйку, ни на Феррари, он с радостным лаем бросился ко мне. Пес без устали вилял хвостом, торопливо дышал от волнения, прыгал вокруг моего стула, потом, нагнув голову, принялся лизать мои ноги и руки, преданно терся о колено. Моя жена и Феррари в полном изумлении наблюдали за этими бурными проявлениями восторга. Я заметил их реакцию и небрежным тоном произнес:

– Я же говорил вам, как все будет! Ничего из ряда вон выходящего, уверяю вас. Все собаки так со мной себя ведут.

С этими словами я повелительным жестом положил руку на шею пса. Тот сразу же лег, лишь изредка поднимая свои большие задумчивые карие глаза и глядя мне в лицо, словно пытаясь понять, что же во мне так сильно изменилось. Но никакой маскарад не мог обмануть его чутья – верный пес узнал хозяина. Тут мне показалось, что Нина побледнела. Ее унизанная украшениями маленькая белая рука, лежавшая рядом с моей, слегка дрожала.