Чувствую, что меня переполняют неуместные сейчас эмоции. Ловлю ее за руку и притягиваю к себе.

— Ты мне не бывшая! Ты моя! И навсегда такой останешься!

Аня нагло ухмыляется мне в лицо.

— Что ж, тогда вы явно не предусмотрели кое-чего в своем плане. Сейчас поможете, а потом кто будет поднимать моему ребенку коляску на третий этаж? Кто будет продукты носить вашей беременной «не бывшей» жене? По-вашему, это все по волшебству? А потом… — ее голос срывается от сдерживаемых слез, — когда у Златы появится первый велосипед? Кто будет его таскать на этот чертов третий этаж, если у нее нет папы?!

На последнем слове мой любимый голос и вовсе хрипнет, а я ощущаю, как в носу щиплет от непотребных для мужика эмоций. Беру себя в руки, отпуская Аню. Тру пальцами переносицу. Еще не хватало ей понять мое состояние.

— Дедушка, — глухо выдавливаю. — У нее ведь будет дедушка.

Признаться, именно на Аниного отца я и делаю ставку. Особенно на случай, если она все же ослепнет. Рядом с ней будет родной человек.

— Ха! — фыркает Аня, вынуждая меня снова на нее посмотреть. — Пфф, ну конечно! Вот и я говорю: пора привыкать справляться самой!

Не понимаю, что это за реакция. А она вдруг хватает чемоданы и упрямо волочет их к подъезду. Догоняю и останавливаю, выдирая из непослушных рук ношу.

— И как это понимать?

— Что? — с вызовом вскидывает брови.

— Все эти твои… — яростно жестикулирую, пытаясь подобрать подходящее определение, — междометия!

— Разве вы не сказали, что наигрались, Глеб Виталич? Так с чего вас вдруг заботят такие мелочи? Мои междометия останутся при мне, ясно?!

Закатываю глаза, понимая, что разговора у нас не выйдет. Хмыкаю и иду к подъезду, увлекая за собой чемоданы.

— Третий этаж, говоришь? Вот заодно и с дедушкой познакомимся…

Слышу ее торопливые шаги, едва поспевающие за моими размашистыми.

— Даже не думай! — бросает она мне вдогонку. — Не смей идти в квартиру! Глеб, обещай мне! Ну же?!

Что еще за ультиматумы?

— Нет.

— Глеб, пожалуйста! Ты не можешь меня так подставить! — умоляюще шепчет Аня, когда мы уже входим в гулкий подъезд.

— Сначала объяснись. Тогда и подумаю, — поднимаясь по лестнице, говорю я.

— Нечего тут объяснять! Будто и так непонятно! — злится она.

Я останавливаюсь в пролете между вторым и третьим этажом, чтобы дать ей отдышаться, и говорю:

— Мне непонятно.

— Правда не понимаешь? — Кажется, она удивлена. — Ты меня обрюхатил! А теперь с вещами домой доставить намерился! И как, по-твоему, папа должен на это отреагировать?

— Набить мне морду? — предполагаю я, на мой взгляд, вполне правильный вариант.

— О, это было бы прекрасно, — шипит Аня, явно в красках представляя, как уже хоть кто-нибудь вправляет мне мозги. — Но нет.

Она натягивает фальшивую улыбку, и до меня наконец доходит.

— Попробует отыграться на тебе?

Мне не нравится эта версия. Вопреки всем своим благим намерениям, хочется закинуть жену на плечо и утащить подальше от этого места.

Аня бросает испуганный взгляд на ручку чемодана, которая почему-то начала хрустеть под моими пальцами.

— Угомонись! Он не будет меня бить! — Она вцепляется в мое предплечье тонкими пальчиками, и ее прикосновение помогает мне остыть. — Просто боюсь, он в запой уйдет.

Кажется, ей стыдно, что приходится говорить это мне. Но она вынуждена, чтобы меня успокоить. Что я с ней сделал? Мне бы на коленях ползать и прощение вымаливать… Но эти твари будто облепили меня со всех сторон!

Аня мнется, потом все же говорит:

— Просто если я приду к нему сама, мне будет проще объясниться. Может, удастся сгладить углы. Все же он станет дедушкой… Но если со мной придешь ты, он точно будет вне себя. И даже если тебе ничего не сделает, потом напьется так, что дай бог не начнет технику из дома выносить.

— По мне, вариант, где он просто бьет мне морду, — предпочтительнее, — рычу я. — Да и достойней, на мой взгляд.

— Он не станет выбирать достойный вариант. Ты для него московский мажор, так что он и связываться не захочет.

— Откуда ему знать, что я за человек? — отмахиваюсь я.

На лице Ани мелькает смущение, и я понимаю, что напал на нечто любопытное.

— Можно сказать, мы с папой из-за тебя уже не раз ругались. — Она опускает взгляд и пытается обойти меня, чтобы взбежать по лестнице.

Упираю руку в стену перед ней, не позволяя пройти дальше.

— Значит, мы заочно знакомы?

— Глеб, умоляю…

— Дай-ка угадаю: те вырезки, что нам Лара в подарок принесла… — усмехаюсь я, наблюдая за тем, как по нежному лицу расползается румянец. — В них еще дырочки были, как от булавок. Значит, мои фотки были развешаны у тебя в комнате?

— Пусти! — Она прячет лицо в ладонях.

— А твоему бате я, значит, и на фотках не по нраву был? Вы ругались, потому что он считает меня московским мажором, которого его дочь зачем-то развесила по всей комнате, как кумира. А ты, как обычно, защищала… любимого? — на последнем слове голос подводит меня.

— Глеб…

— Значит, это вошло в привычку еще с тех пор, — глухо продолжаю я, не позволяя ей и слова вставить. — Ты привыкла защищать от нападок безмолвный снимок…

Поэтому она бездумно кидается на мою защиту всякий раз, когда ей кажется, что это необходимо? Я не могу так рисковать своими девочками… Подаюсь ближе, вдыхая ее запах, и с удивлением обнаруживаю, что она снова пахнет мной. А от этого сказать нужные слова еще сложнее.

— Только ты не учла, что настоящий Глеб Золотов отличается от того, что на картинках. — Вдыхаю полной грудью, ощущая, как горло разъедает от боли. Отшатываюсь. — Ты мне надоела. Своей неуместной заботой. Своей наивностью. Я больше не хочу…

Она не верит. Я по глазам вижу. Глупая девчонка.

— Я впервые вижу, что ты напуган, — говорит она и кладет руку на мое плечо. — Это из-за меня, да?

Хмурюсь, стараясь удержаться и не прижать ее к себе.

— Я сделаю так, как ты хочешь, — обещает Аня. — Уйду. И не попытаюсь тебя остановить. Буду защищать Злату, пока ты защищаешь нас. Только одного прошу…

Она делает небольшой шаг навстречу.

— Поцелуешь меня?

А говорит, остановить не попытается…

Я подаюсь к ней и накрываю губы поцелуем. Осторожно. Трепетно. Провожу пальцами по ее шее, и она по инерции прижимается вплотную. Скольжу ладонями по упругому животику, и душу будто разрывает на куски. Я ведь даже Злату не смогу увидеть…