– А если тебя схватят? Если кто-нибудь – например, Туберон – узнает, что… – начал Дегмар.

– Вот и давай позаботимся о том, чтобы о наших задумках никто не узнал, ладно?

Намеренно беззаботный тон не означал, что Тулл был полностью уверен в успехе. Обнаружить семью Дегмара, когда поблизости собираются легионы, не позволить им предупредить друзей и соседей о надвигающейся опасности, а затем незаметно для обеих сторон переместить несколько человек в безопасное место – все это представлялось невозможным и едва ли не безумным. И все же Тулл собирался попробовать.

Ради Дегмара.

Пизон расположился у стойки таверны «Бык и плуг», ставшей для него вторым домом после кровавой расправы над мятежниками. Заведение было битком набито легионерами, командирами и немногочисленными представителями гражданского населения. Все столики оказались занятыми, и стоявшие посетители толкались, как те несчастливцы, что угодили в трюм корабля работорговца. Трио музыкантов в углу напрасно состязалось с шумом пьяных песен и громкого гомона. Хозяйка таверны, Сирона, сновала вдоль стойки, с улыбкой подавая вино и еду и глаз не сводя со своих клиентов.

– Еще вина, – потребовал Пизон, стукнув кубком по стойке. – Больше вина!

Вителлий сердито посмотрел на него. Он, как всегда, проявлял бóльшую, чем Пизон, сдержанность и теперь схватил друга за руку, не дав ему еще раз ударить по стойке.

– Тебе не хватит?

– Нет, – бросил Пизон. – Не хватит.

Вителлий взглянул на Сирону – та с сердитым лицом направлялась в их сторону, держа в руках полный кувшин.

– Воды добавила?

– Добавила, – сварливо ответила она. – Пять к одному.

– Отлично, – одобрил Вителлий, выложив на стойку вдвое больше монет, чем требовалось. – Сдачи не надо.

– Пять к одному? – оскорбился Пизон. Вино было разбавлено сильнее, чем к тому привыкли легионеры, тем более он сам. Но лицо Сироны из сердитого стало грозным, и Пизон, хоть и был пьян, понял, что дальнейшие возражения закончатся тем, что вино выльют ему на голову. Он проглотил гордость и больше ничего не сказал.

Сирона поставила кувшин перед Вителлием, а не перед Пизоном и смахнула монеты на ладонь.

– Это ваша последняя выпивка. Вы оба пьяны. А ты, – она недружелюбно посмотрела на Пизона, – в особенности.

Уязвленный легионер начал было протестовать, но получил от Вителлия резкий удар в бок.

– За что? – вскинулся он.

Приятель не обратил на его протесты никакого внимания.

– Как скажешь, Сирона. Мы допьем это и уйдем. Так, Пизон?

– Наверно, – мрачно пробормотал тот.

Сирона скривила губы и отошла.

– Да что с тобой такое? – спросил Вителлий. – Вот добьешься, что пускать больше не станут…

– Она не посмеет, – изрек Пизон с презрительной усмешкой.

– Почему это? Клиентов у нее более чем достаточно, и сыновья – ребята здоровые. Если скажет, что ты – нежеланный гость, больше сюда не войдешь. – Вителлий кивнул в сторону двух вооруженных дубинками здоровяков у дверей. Когда Пизон презрительно фыркнул, Вителлий добавил: – Глупец, она дружит с Туллом. Здесь живет Артио, не забыл? Сирона одно слово скажет Туллу, и ты получишь наряд вне очереди и забудешь путь сюда.

– Ладно, – проворчал Пизон и нетвердой рукой наполнил себе кубок, расплескав вино на прилавок. Кивнув Вителлию, он одним глотком почти полностью осушил кубок. По желудку разлилось приятное тепло, но оно не помогло Пизону избавиться от воспоминания о том, как он едва не убил убегавшего центуриона. Перед глазами стояли лица мятежников, которых убивали они с Туллом. На этих лицах застыли неприкрытый ужас и неверие в то, что их же товарищи напали на них. Воспоминания были настолько яркими и причиняли такую невыносимую боль, словно это случилось только что. Пизон повесил голову, уставясь в посыпанный опилками пол и размышляя, стошнит его сейчас или нет. Секунду спустя желудок успокоился.

– Думал, что хуже, чем в лесу, уже не будет.

Вителлий сочувственно посмотрел на друга.

– Я тебя понимаю, но те люди должны были умереть. Если б мы на это не пошли, они стали бы язвой на теле легиона, которая постоянно болит и доставляет всяческие неприятности. Я это знаю. Ты это знаешь. Все это знают.

– Но из нас сделали палачей.

– Ты разве не понимаешь, что со стороны Германика это было мудрое решение? Если б он поручил сделать то же самое вспомогательным войскам, каждый легионер здесь, на границе, до конца жизни потерял бы доверие к союзникам. Теперь, когда мы стали соучастниками расправы, нам остается только забыть об этом печальном происшествии. Жить дальше, оставив его в прошлом, – ничего другого нам не остается.

Пизон подумал, что рассуждения Вителлия не лишены смысла, но чувство стыда за содеянное не проходило. Этот стыд, как в зеркале, он видел и в глазах Вителлия, и в глазах остальных своих товарищей. Легионер снова налил вино в кубки, опустошив кувшин.

– И сколько времени нам потребуется, чтобы забыть?

– Не знаю, – ответил устало Вителлий. – Но это случится. Представь, что у тебя разбито сердце. Рано или поздно в конце концов оно излечится. Все, что нужно, – время.

Пизону никогда не разбивали сердце, но, не желая признаваться в этом, он проворчал что-то в знак согласия, допил остатки вина и со стуком поставил кубок на стойку.

– Если нас не хотят здесь больше обслуживать, пойдем куда-нибудь еще. Не хочу возвращаться в казарму.

Вителлий вздохнул.

– Нельзя постоянно топить печаль в вине. Рано или поздно Тулл или Фенестела тебя застукают.

– Не смогу заснуть, если не напьюсь, – жалобно промямлил Пизон, тут же возненавидев себя за эти слова.

– Надо найти другой способ, – хмуро ответил Вителлий. – Я не хочу отправиться в преисподнюю из-за того, что ты с похмелья не успел меня прикрыть.

Слова друга больно ранили Пизона. В бою каждый легионер прикрывал товарища, стоящего слева от него. Пизон прикрывал Вителлия, в свою очередь один боец из их палатки прикрывал Пизона, и так далее.

– Такого никогда не случится!

– В последние несколько дней калека с костылем и то смотрелся бы в строю лучше тебя, – напрямую заявил Вителлий.

Щеки Пизона покрылись красными пятнами. Его друг сказал правду. Если им придется драться в ближайшее время, да еще прикрывать друг друга… Вскипев от обиды и гордости, он крикнул:

– Во имя богов, оставь меня в покое!

– С чего бы это? – Вителлий смотрел на него понимающе, но жестко. – Ты – мой друг. Мой товарищ. Мой долг – присматривать за тобой, где бы мы ни находились. Если я говорю «хватит», то тебе действительно пора остановиться.