снова смогла дышать.

— Отвечай! — приказал он еще раз. — Кто здесь главный?

Она по-прежнему не проронила ни слова, поэтому он решил стать более убедительным. Он схватил ее за волосы, она закричала, когда он стаскивал ее с кровати.

Она делала все, что могла. Кусалась, дралась.

Но он, кажется, не чувствовал боли. Оцепенев в своей ярости, как в броне, он был одержим лишь одной мыслью. Подчинить ее своей власти.

Выдрессировать ее. Укротить ее, покорить.

Несмотря на весь ее гнев, страх или боль, ей не хватало роста и веса, чтобы бороться.

Она выбилась из сил, все напрасно.

И когда она, окончательно обессилев, перестала сражаться, он начал ее бить. Удары сыпались градом, а она была совершенно беззащитна.

Пощечины, удары кулаком в живот.

Когда она перестала шевелиться, он остановился. И закружился вокруг нее в жутком безмолвном танце. Это длилось несколько минут, в течение которых она слышала, как бьется ее сердце, чувствовала боль, вцепившуюся в ее тело.

Затем он снова уселся на кровать, опять схватил ее за волосы и заставил встать перед собой на колени.

— Кто здесь командует, Джессика? — спросил он, не повышая голоса.

— Вы! — ответила девочка, рыдая.

— То-то же, голубка моя. Ты становишься разумной, это хорошо. Ты хочешь, чтобы я занялся Рафаэлем? Хочешь, чтобы я сделал ему больно?

— Нет!

— Тогда ты будешь делать то, о чем я прошу. Согласна?

— Да… Да!

— Отлично, — улыбнулся папочка, расстегивая штаны.

В соседней комнате Вильям застыл в тягостном оцепенении. Рафаэль сжал правый кулак и яростно стукнул по стене, к которой был прикован.

Боль в сломанных пальцах исторгла у него крик.

Жестокая боль, такая, чтобы забыть о другой. Еще более дикой.

Наброситься на стену, раз уж нет возможности обрушиться на врага.

Рафаэль не мог видеть, что происходит с той стороны перегородки, но он знал.

Он надеялся, что ей не придется через это пройти, что он сможет уберечь ее от этого. Что этот маньяк уедет раньше, чтобы заполучить его деньги.

Но он понимал, что у него больше нет времени.

Он не спас Орели.

Он только что потерял Джессику.

* * *

Сандра тоже злилась.

Несмотря на поздний час, она наводила глянец на пустой дом. Впрочем, нигде уже не было ни пылинки. Но она продолжала тереть. Исступленно и яростно.

Прочь всю эту грязь. Которой она окружена. Которой она покрыта.

Вычистить всю эту мерзость. Вновь обрести чистоту.

Она обливалась по́том, несмотря на холод. Была почти в трансе.

Больше всего она хотела бы вычистить то, что находится внутри ее. Что живет в ее голове, течет в ее венах.

То, чем она стала. И чем она не хотела бы быть.

Это чудовище, которое в ней проросло, которое пожрало ее душу и гложет тело. Это отвратительное нечто, которое ходит по ее могиле. И топчется по тому, что от нее осталось.

На кухне она остановилась перед набором ножей. Осторожно взяла тот, которым ранила Рафаэля.

Она долго рассматривала его. Клинок блестел в ярком неоновом свете. Этот сверкающий кусок чистой стали. Его так легко помыть.

Она поднесла его к своему левому запястью, замерла в нерешительности на несколько секунд. Затем медленным движением глубоко вонзила нож в белую кожу.

Ни единой гримасы на лице. Никакого выражения боли.

Она завороженно смотрела на жидкость, вытекающую из ее плоти.

Затем она снова порезала себя на несколько сантиметров ниже, очень стараясь не вскрыть вену. Патрик не простит ей, если она умрет.

Патрик сейчас трахает эту дурочку!

Сандра бросила нож в раковину с криком ярости.

Патрик сейчас насилует девственницу…

Это бурлило у нее в голове, на губах.

Она то подбадривала его, то хотела бы его остановить. Или даже убить.

Она хотела жить так же, как она хочет умереть.

Она открыла кран, подставила руку под ледяную струю и зачарованно смотрела на кровь, которая смешивалась с водой. С восхитительным чувством очищения. Наконец-то ей становится легче. Она выпустила из себя этот яд, который отравлял ее вены. Эту грязную воду, которая уходит в канализацию.

Она только хотела бы знать…

Но она не знала. Кто она, что она здесь делает. Что такое мечты.

У нее не было никакого представления о собственном будущем, и она предпочла забыть о своем прошлом.

Пусть даже ее кровь была отравлена, все же это единственный свидетель ее принадлежности к человеческому роду. К миру живых.

Единственное доказательство того, что она еще жива.

Как и того, что она могла умереть.

Вторник, 11 ноября

Глава 49

1:15

— Ты не ложилась, радость моя?

— Я ждала тебя.

Патрик в спальне, он разделся, аккуратно сложил одежду на стул с обитым бархатом сиденьем. Затем натянул пижаму и похлопал по одеялу, прежде чем скользнуть под него, как змея:

— А теперь ложись.

Стоя у окна, Сандра посмотрела на него при свете маленькой ночной лампы:

— Что ты с ней сделал?

Патрик удивленно сел.

— Что ты с ней сделал? — повторила Сандра.

— Что за странный вопрос… Ты отлично знаешь.

— Нет.

— Как это нет?

— Без подробностей.

— Так теперь тебе нужны подробности? — удивился Патрик. — Что с тобой, дорогая?

Сандра послала ему улыбку, которую он скорее угадал, нежели увидел в полумраке.

— Я бы хотела, чтобы ты мне рассказал.

— В самом деле? Ну что ж… — Он явно затруднялся облечь в слова собственные действия. — Это была лишь прелюдия… А теперь давай ложись.

Сандра, сняв жилет, в свою очередь проскользнула под холодное и влажное одеяло и погасила свет.

— Я бы хотела, чтобы ты рассказал мне, что ты с ней делал.

— А я бы хотел, чтобы ты рассказала мне, что ты сделала со своей рукой.

Она содрогнулась, натягивая одеяло на свое продрогшее тело.

— Я порезалась.

Он навис над ней, властно положил руку на ее плечо:

— Больше так не делай, понятно?

Ночь, пугающе тихая, заставила их думать о том, что они оказались в могиле. Уже.

Им хотелось слышать, как она плачет. Пусть даже кричит.

Они не смели спросить у нее, как она. И они молчали, чувствуя, что ведут себя как трусы.

Вильям мечтал пробить стену, взять ее на руки и успокоить.

Рафаэль хотел пробить стену, застать этого мерзавца спящим и всадить ему нож прямо в горло.

Он просто убил бы его, когда у него еще была возможность.

Когда у него еще было время.

Ему надо было еще тогда догадаться, с кем он имеет дело.

Он хотел бы