предавай меня никогда.

11:20

Она смотрела на свои белые ноги, висящие над бежевой плиткой пола.

Свободной рукой она крутила прядь грязных волос.

Они такие грязные.

Здесь все грязное.

Теперь вообще все грязное. Здесь и вокруг.

Свободной рукой она скользнула под жуткое одеяло.

Рука тоже грязная. Она даже не могла ее помыть.

Она заметила бутылку чистящего средства в ванной комнате, она с удовольствием прополоскала бы им рот. И даже проглотила бы.

Она посмотрела на эти мерзкие следы на рубахе. Следы его отвратительного удовольствия, извергнутые на нее.

У нее не было выбора. Ей оставалось только покориться.

Тогда почему она чувствовала себя виноватой?

Если бы она этого не сделала, он принялся бы за Рафаэля или за Вильяма.

Если бы она этого не сделала, он заставил бы ее.

Он в любом случае ее заставил бы.

Взгляд Джессики замер на коричневом пятне, от которого пол выглядел еще уродливее. Ее стошнило ночью. Потому что по-другому и быть не могло.

Если я отсюда выйду, никто не должен знать, что он со мной делал.

Если я отсюда выйду, надо, чтобы папа с мамой никогда не узнали правду.

Мне надо будет молчать. Всегда.

Она касается своего живота, все еще нетронутого, сдвигает ноги. Как будто он по-прежнему в комнате.

Она знала, что он вернется. Что опять начнет. Что будет требовать больше. Еще больше.

Дверь в коридоре скрипнула, она не отреагировала.

Это было не его время, не время хищника.

В комнате появилась Сандра с маленькой бутылкой воды и сэндвичем в полиэтилене.

Эти ужасные сэндвичи с ветчиной.

Она увидела следы рвоты на полу, злобно посмотрела на девочку.

И отвесила ей оглушительную пощечину:

— Грязная маленькая шлюха! Думаешь, я нанималась убирать за тобой дерьмо?

— Я сама могу убрать, если хотите, — пролепетала Джессика.

Сандра освободила пленницу.

— Можно мне помыться, пожалуйста?

— Шевелись! — гаркнула Сандра. — У меня есть чем заняться, кроме тебя! А потом приберешься здесь.

Джессика пошла к ванной комнате, Сандра открыла окно и оперлась на подоконник. Патрик, конечно, заменил разбитое стекло.

Она закрыла глаза, слабый луч солнца чуть согревал ее кожу.

В какой-то момент она спросила себя, не должна ли она забыть закрыть это окно. И забыть приковать Джессику к перекладине кровати.

Если она это сделает, он ее убьет. Или еще хуже.

Если она это сделает, они сядут в тюрьму. До конца жизни.

Другая тюрьма. Другие тюремщики.

Было уже слишком поздно. Поздно поворачивать на полпути.

Невозможно сделать шаг назад.

Не предавай меня никогда.

Она вошла в ванную, где Джессика пыталась обсушиться. Коснулась ее лица, положила руку на плечо:

— Ничего страшного, моя дорогая. Совсем ничего… Все наладится, вот увидишь.

— Вы поможете мне, мадам? Скажете ему, чтобы он прекратил?

Сандра погладила ее спутанные волосы. Невероятно мягкие. И вдруг вспомнила о шприце, торчащем в руке Рафаэля.

Вот решение, освобождение. Никаких страданий — или почти никаких.

С ним она потерпела поражение, — может быть, получится с Джессикой.

Сделать вид, что это естественная смерть.

Только вот Патрик всегда был начеку. Удобно устроившись перед экраном компьютера, откуда отлично видел все, что происходит.

Камера в каждой комнате. Система, которую он установил много лет назад, чтобы иметь возможность присматривать за своими голубками.

Он проводил часы, глядя, как они спят, дрожат или плачут.

Часами раззадоривал свой аппетит.

Конечно, у него не было камеры в ванной комнате, но…

Может быть, ночью? Пока он будет спать глубоким сном.

Сандра впервые задумалась об этом. О том, как ей хотелось бы, чтобы все это прекратилось.

Она знала, что это все из-за него.

Из-за Рафаэля.

Что он в ней растормошил? Что вытащил наружу?

Он заставил чудовище сомневаться, пробудил настоящую Сандру, умершую так давно.

— Вы мне поможете, мадам? — повторила Джессика.

— Я обещаю тебе, что попробую, — прошептала Сандра.

— Вы тоже пленница?

Девочка прижалась к ней, обняла ее своими слабыми руками. Сандра резко отступила, словно обжегшись:

— Возвращайся на свою кровать, мне надо тебя приковать.

17:10

Рафаэль с трудом приподнялся.

Каждое движение напоминало ему, в каком он безнадежном физическом состоянии.

Прикованное запястье заставило его наклониться на левый бок.

Он помочился в ночной горшок — пластиковое ведро, накрытое сверху доской. Вильям отвернулся из чувства стыдливости.

Рафаэль упал на свой продавленный матрас и принялся чесать ногу. Он чесал все сильнее, почти до крови.

— Перестань, — посоветовал Вильям.

— Я не могу: в этом матрасе, похоже, блохи или еще кто… Дерьмо!

— Я знаю, — вздохнул его брат. — У меня то же самое! Я удивлюсь, если этот гад позволит нам еще раз помыться…

Рафаэль оглядел его с насмешливой улыбкой.

— Ты всегда можешь его попросить, — бросил он. — С тех пор как ты расстилаешься перед ним, как только его видишь, он прямо полюбил тебя!

— Не говори так, Раф… У меня не было выбора, ты отлично это знаешь. Надо было это остановить.

Его брат посмотрел на окно. За ним была сплошная зелень, на сколько хватало глаз.

— Не забудь, что это ты назвал имя Пьеро.

— В тот момент! — парировал грабитель. — Это бы ничего не изменило. И я не знаю, как бы ты избежал пытки, или бедной девочке пришлось бы расплачиваться за тебя.

— Ты мог бы помочь ему с драгоценностями, — осмелился Вильям. — Может, мы могли бы договориться с ним…

Рафаэль скрежетнул зубами:

— Договориться с этим псом? Потому что ты все еще веришь, будто спасешь свою милую мордашку?

— Но…

— Заткнись! — приказал Рафаэль.

— Дай мне договорить! — взъерепенился его брат. — Почему это всегда ты все решаешь?

Рафаэль сделал усилие, пытаясь встать. Теперь во взгляде, которым он удостоил своего брата, читалось нечто похожее на глубокое презрение.

И без предупреждения он врезал ему кулаком в челюсть. Убийственный удар правой, который чуть ли не нокаутировал юношу.

Ему потребовалось около минуты, чтобы прийти в себя, пока Рафаэль отходил от резкой боли, снова вцепившейся в фаланги его пальцев.

— Черт, ты с ума сошел… Что с тобой?

— Вот почему я все решаю, понял? — заключил налетчик. — Потому что ты жалкое дерьмо. И если ты будешь дальше якшаться с этой падалью, я сам тебя прикончу. Ясно?

Вильям отодвинулся так далеко, как это было возможно на матрасе, чтобы оказаться вне досягаемости брата. Затем он пошел в контратаку. С глазами, полными слез, с полным ртом крови.

— Я просто пытался спасти наши шкуры!

— Моя шкура в тебе не нуждается. Мы приговорены, я тебе уже говорил. И если ты хочешь подохнуть трусом, это твое дело. Но я в этом не участвую. Ты