«Я сказала тебе, что ты можешь не купить его».

«Мама, это не то, что ты сказала. Совсем не то.»

«Это неповиновение будет прекращено. Сейчас же. Это значит, что ты ничего не будешь делать, не спросив моего разрешения. Не у твоего отца. И точка. Я контролирую твою жизнь».

«Мама, мне пятнадцать. Я ответственен. У меня есть работа. Я получаю одни «A». У меня хорошие друзья. Я не понимаю, как я могу быть ужасным человеком, которому нужен такой жесткий контроль».

«Ты все еще маленький мальчик. Ты понятия не имеешь, как управлять своей жизнью».

«Я сам нашел работу. Я сам получаю оценки. Я сам заключил контракт со студенческим советом. Настоящая проблема в том, что я занимаюсь сексом. Тебе это не нравится».

«Это доказательство того, что ты не знаешь, как управлять своей жизнью. Ты слишком молод для этого. Девушки слишком молоды. И тебя даже не устраивает просто быть аморальным! Ты демонстрируешь девиантное поведение. Ты оказываешь ужасное влияние на свою сестру и подаешь ей постыдный пример. Ты показываешь ей свое аморальное поведение. Этому конец. Вот почему ей больше нельзя с тобой гулять».

Мама не имела ни малейшего понятия. Ни малейшего понятия. И это было хорошо, особенно в отношении Стефани.

«Мам, я не буду с тобой спорить об этом, кроме констатации фактов. Я предупреждаю вас, когда я чем-то занимаюсь. Мне нужно получать разрешение чтобы пригласить друзей. Я делаю свою работу по дому без жалоб, даже дополнительную. Я учусь готовить. Я следую твоим домашним правилам. Да, я просил папу изменить одно из них, точно так же, как я просил его изменить комендантский час. Я привел логичные, рациональные аргументы, и он их принял. Я никогда не нарушал комендантский час. С момента неподобающей вспышки в июне я следовал правилам до последней буквы, если только у меня не было специального разрешения поступить иначе».

«Я не понимаю, как ты можешь думать, что я не контролирую себя. Я ходил на консультации в течение трех месяцев, основываясь на собственном осознании того, что мне нужна помощь. Я проработал все свои проблемы, связанные с горем и гневом, с профессиональным психотерапевтом. Я ухаживаю за другом, который попал в ужасную автокатастрофу. В целом, я был хорошим сыном. И все же ты плохо ко мне относишься. Почему? Потому что я хочу вырасти и быть независимым? Потому что я не согласен с церковью? Потому что я не согласен с тобой? Это не изменится, что бы ты ни делала. Мне жаль.»

«Ты вызывающе себя ведешь. Ты все время бросаешь мне вызов».

«Джуди, это далеко от истины. Все, что он сказал, правда».

«Ну, я установила правила. Я контролирую, что он делает и чего не делает. Он будет делать то, что я скажу, когда я скажу».

«Мам, ты же знаешь, что этого не будет. У меня есть обязанности. У меня есть обязательства».

«Видишь непокорность, Рэй. Он только что доказал это».

Все шло по кругу, но я твердо решил не терять самообладания.

«У меня есть планы поужинать у Блоков. Папа одобрил это, когда разрешил мне видеться с Дженнифер по субботам. Так же, как он разрешил видеться с Джойс по пятницам, хотя и не каждую пятницу. И так же, как он разрешил приглашать Бет Патер для работы над программами по воскресеньям. Это уже решено, мама. Домашние правила».

«Ты ослушался, поэтому они не имеют юридической силы».

«В чем ослушалась?»

«В покупке компьютера».

«Нет, не ослушался. Я не ослушался тебя. Я не обманывал тебя. Я не лгал, не обманывал, не воровал и не делал ничего плохого. Я потратил свои собственные деньги, которые я заработал».

Отец прервал его: «Стив, иди поужинай с Дженнифер. Я не буду заставлять тебя отменять ужин сейчас, потому что они ждут тебя. Мы обсудим это завтра».

«Рэй!»

«Джуди, он был спокоен, рассудителен и не сделал ничего плохого, что я вижу. Стив, иди».

Я вышел из комнаты. Я знал, что это еще не все. Я пошел позвонить Дженнифер, чтобы сообщить ей, что ужин все еще состоится. Ее мама скоро будет дома и приедет за мной не позже 18:00.

Другая часть случилась еще до того, как я ушел. Стефани стояла у двери в мою комнату в слезах.

«Входи, Мелкая».

«Я не могу. Мне не разрешается находиться в твоей комнате по любой причине. Она также сказала мне, что я не могу плавать с тобой по утрам. И я не могу оставаться с тобой дома одна».

Я подошел к двери, посмотрел в коридор в поисках мамы и обнял Стефани.

«Мы будем работать над этим. Последнее интересно. Интересно, что будет по вечерам в четверг? Пожалуйста, не волнуйся, Стеф, мы справимся. Я люблю тебя!»

«Я тоже тебя люблю, Стив», — всхлипывала Стефани. «Она ведет себя как сука!»

«Может, это и правда, но никогда больше не говори этого вслух, пожалуйста. Это слишком опасно. Ты можешь ожидать еще большего фаворитизма и в отношении Джеффа. Все будет очень плохо, пока я не уеду в Швецию. Как только я уеду, все станет лучше. Я иду к Дженнифер на ужин. Увидимся, когда я вернусь домой, ОК?».

«Это будет ужаснее, когда я стану старше. Она будет так же вести себя со мной».

«Нет. Просто будь «хорошей девочкой», и все будет хорошо».

Она хихикнула: «Хорошая девочка не трахнет своего брата до потери сознания».

Я хихикнул: «Так ты планируешь сказать ей, что делаешь это?»

«Конечно, нет! Я могу изображать хорошую девочку. Но мне будет трудно держаться, если она всегда будет такой».

«Мы разберемся. Я обещаю.»

«Спасибо. Я люблю тебя!»

В этот момент раздался звонок в дверь, и я увидел машину Блоков. Я сообщил папе, что ухожу, и направился к выходу.

Мы поужинали почти сразу же, как приехали. Ее мама приготовила тушеную говядину, которая готовилась целый день. Это было потрясающе и подавалось с домашним хлебом. Я должен узнать рецепт. Я не мог определить, какая специя или трава придает блюду неповторимый аромат, поэтому спросил. Миссис Блок сказала, что это был лавровый лист, который оставляли в кастрюле на все время приготовления, а затем вынимали перед подачей.

На десерт было вишневое мороженое. Я посмотрел на Дженнифер с ухмылкой на лице и заставил ее рассмеяться. Она никак не могла объяснить этот случай!

«Что смешного, Дженнифер?» — спросила ее мама.

«Ничего, мам», — ответила она, покраснев.

Ее отец только покачал головой. Он