мне сейчас и крепкий доспех, но при удачном попадании он запросто сломает мне конечность, а такая рана точно быстро не заживёт.

Воин заметил, что я направляюсь именно к нему и чуть лучше подсобрался, подготовившись к бою. Он перестал стоять, широко раздвинув ноги, но так и не отошёл от входа на мостик. Было понятно, что задачей этого бойца состоит в удержании моста. Значит, нам придётся просто пробиться через него.

Приблизившись к Хистотлю на десяток метров, я вытянул из ножен свою саблю, а другой рукой потянулся за пистолем, внимательно при этом смотря на воина. Он был недвижим и смотрел куда-то сквозь меня. Понимая, что жестокий бой мне сейчас ни к чему, я направил пистоль прямиком в голову воина и мягко нажал на спуск. Пистолет дёрнулся, облачко дыма вырвалось из ствола, но грохота падающего тела я так и не ощутил. Наоборот, боец рванулся в мою сторону, двигаясь стремительно. Если бы не грохот шагов, то вырвавшийся из облака дыма воин с лёгкостью разрубил мне голову.

Тем не менее я шагнул в сторону, пропуская удар сбоку от себя и ударил в ответ. Сабля врезалась в корпус воина, но пробить кирасу не смогла, со звоном отскочив в сторону. Лагриканец крутанул секиру над головой и тут же обрушил на меня свой мощный удар. Шагнув в сторону, я увернулся и словно в замедленном действии увидел в отполированном лезвии топора своё сосредоточенное лицо. Чтобы поразить меня воин шагнул слишком далеко, подставляя под удар свою опорную ногу. В отличии от верха, всё что было внизу игнорировало защиту, а потому голень была открытой и очень заманчивой мишенью. Разорвав дистанцию быстрым шагом назад, я сделал выпад, целя в так и манящую меня ногу. Однако же абориген был неожиданно более расторопным, чем мне сначала показалось. Не готовясь к новому удару, он незатейливо ткнул меня рукоятью в лоб. Удар не был бы таким страшным, если рукоять снизу не увенчивалась бронзовым четырёхгранным шипом. Потому мне пришлось отпрянуть назад, уворачиваясь от удара, отчего мой выпад оказался куда слабее. Вместо того чтобы врубиться в кость или резануть мышцу, удалось нанести только одну неглубокую рану, которая, правда, стала быстро и обильно кровоточить.

Не смотря на ранение, Хистотоль совсем не выказывал никакого беспокойства. Он отступил на несколько шагов и, перехватив топор удобнее, он принялся кружить, спокойно подставляя спину моим бойцам. При желании его бронированное тело преспокойно бы нашпиговали свинцом, но мои ратники не вмешивались, ведь давно уяснили, что поединки один на один – есть ни что иное, как моё личное развлечение и дело чести. Хистотоль резко сократил дистанцию двумя быстрыми и широкими шагами, и ткнул своей секирой вперёд. Казалось бы, в руках у него не копьё и попасть таким оружием трудно, но я сразу распознал его финт. Лепестки его секиры были расставлены достаточно широко и стоит мне сделать ответный выпад вперёд, не сходя с дистанции и тогда он рванёт своё оружие назад, взрезая мне шею и затылок лезвиями секиры. Потому-то я двинулся в сторону и дёрнулся назад, старая отойти дальше. Одновременно с тем я вытянул из зажима единственный свой метательный кинжал. Хистотоль увидел мой манёвр и оскалился, а я же метнул кинжал просто в сторону головы, особенно не целясь при этом. Заточенная железка не нанесла ему никакого урона, ведь абориген спокойно отбил кинжал рукоятью секиры. Сделал он это настолько просто, будто отмахнув комара, а не смертоносное оружие. Но несколько этих секунд концентрации на ноже мне хватило, чтобы резко двинутся вперёд и вправо. Как бы не храбрился воин императора, но нанесённая ему рана всё же сделала своё дело. Теперь Хистотль двигался несколько медленнее и осторожнее ступал на раненную правую ногу. Этим было просто необходимо воспользоваться.

Пользуясь преимуществом в весе, я стал стремительно огибать воина, заставляя всё больше и больше топтаться на раненной ноге. Сколь бы он не был терпеливым, но постоянная боль от серьёзного ранения выведет из себя любого. Хистотль же долго терпеть не смог, а потому рванулся вперёд, намереваясь закончить нашу схватку. Приблизившись ко мне, он нанёс несколько сокрушительных ударов, которые только чудом не достигли меня. Он пёр вперёд словно кабан, пригнув свою голову и выставив свои бронзовые рога, грозящие пронзить меня, но я отступал назад, подгадывая такой важный момент для контратаки. И он настал.

В один момент Хистотоль ударил слишком сильным и по инерции его развернуло слишком далеко. Его доспех был достаточно крепким, чтобы выдержать удар в корпус, а потому я вспомнил своё бойцовское прошлое. Скользнув чуть в бок, я ударил его сзади прямо под колено. Тело, увлекаемое инерцией, не смогло остаться на ногах и рухнуло на притоптанную землю. Хистотоль, пробороздив лицом землю, остановился и постарался подняться, но для него время уже вышло. Я налетел сзади на его огромную спину, вынув из своих ножен длинный сурский кинжал. Я видел свою цель, видел этот бугристый из-за мышц столб, так и не защищённый полосками бронзы. Мне нужна была его шея. Напрыгнув сзади, я всадил кинжал в шею этого мощного воина. Отличная сурская стал легко взрезала мышцы, и я почувствовал, как под мной задёргался Хистотоль. Он пытался сбросить меня, он цеплялся за жизнь, но всё было бесполезно. Воин императора был слишком слаб, а сталь остра. Прорезав мышцы, кинжал взрезал все нервы и вошёл меж позвонков. Вкладывая всю силу своих рук, я провернул кинжал в спине и Хистотль рухнул, оставив все попытки к сопротивлению. В один момент он просто перестал дёргаться и дышать.

- Видим Убийца Хистотоля! – горделиво произнёс Аяк, подбегая к трупу воина, - Пора захватить моего отца!

Один за другим мы перебежали хлипкий верёвочный мост. Как только я вступил на первую доску, то почувствовал, как она хрустит под моими сапогами. Я крепче ухватился за грубые верёвки, которые были перекинуты в качестве перил. Я держался, надеясь, что не пролечу эти полсотни метров, разделяющих меня и землю. Лететь было не так уж и далеко, но вот падать больно, а потому сразу же приказал переходить этот путь только по одиночке.

Храм был чудесен. Он был выдолблен в скале вручную и на это действо было затрачено великое множество человеко-часов. Ворота были огромны, превышая в высоту несколько вставших друг на друга мужчин. К воротам вели чудесные ступени, сложенные из толстых каменных плит, каждый миллиметр которых был