ведь сперва я решила, что это Квирин приложился к бутылочке… Но нет, это все вы, дамы! Вот и рассуждаете тут о туманах да огнях… Гортензия наверняка давно спит, отправилась на теплую встречу с винными духами из собственных погребов!

– А это что?! – Бедда вскочила с кресла так стремительно, что оно опрокинулось. – Я тебе все покажу! Вот, достаточно? Смотри!

Она с силой потянула платье, торопливо расстегивая пуговицы, и ткань треснула, расходясь по шву. Бедда повернулась к собравшимся спиной и с горечью в голосе воскликнула:

– Ну что? По-вашему, это тоже дело рук винного призрака?

Вид багрового отпечатка когтистой руки произвел на всех сильное впечатление. Двое младших детей разрыдались, потому что их мать закричала от ужаса, а отец так резко опустил чашку на стол, что она раскололась на две части. Изенбарты в унисон закричали: «Святые трюфели!», а Юстус, который до этого момента спокойно наблюдал за происходящим с коврика у камина, снова залаял, внося свою лепту в переполох.

– Клянусь мухоморами! – громче всех воскликнул побледневший Гунтрам. – Это уж точно был не квендель!

Теперь никто не взялся бы утверждать, что к таким ужасным синякам мог привести несчастный случай. Подобные кошмарные следы нельзя было объяснить неудачным падением с кровати или даже с лестницы. Ни у одного из известных квенделям животных не было таких лап. След, с невообразимой жестокостью запечатленный на плече Бедды, бесспорно, оставила чья-то рука – огромная, безжалостно хватающая добычу рука с длинными пальцами и острыми когтями. Это порождение кошмара оказалось – да задрожат мирные холмы! – не плодом ее воображения, а живым существом, которое ночью явилось неизвестно откуда в сад и нанесло страшный удар.

Хозяева ошеломленно переглянулись. Теперь и они испугались не на шутку.

Глава седьмая

В Черных камышах

Как жутко идти через топь и болото,

Где пустошь туманом клубится,

Для призраков где-то раскрылись ворота,

И кто-то в кустах шевелится,

При каждом шаге бьет родник,

Шипенье раздается вмиг.

Как жутко идти через топь и болото,

И негде от страхов скрыться! [8]

Аннет фон Дросте-Хюльсхофф

Говорят, что самое темное время – перед восходом солнца. Блоди думал об этом, держа за руку отца, который освещал им путь прихваченным в конюшне фонарем. Другую руку Блоди запустил в густую шерсть Траутмана, который покорно бежал рядом с ним.

Фендель Эйхаз держался справа от своих провожатых. Даже первая прогулка в компании не склонила его к излишней разговорчивости; он лишь изредка фыркал или вздыхал, а в остальном шел молча. Они продвигались медленно, и не только из-за непроглядной темноты, но и потому, что быстрее Фендель идти не мог – похоже, у него разболелась рана на голове.

Когда они свернули с улицы, где находился дом Кремплингов, на узкую прибрежную тропинку, река встретила их сыростью. Свет фонаря разгонял тьму на четверть мили вперед, не больше, и пугал маленьких белых бабочек, укрывшихся на ночь в густой луговой траве по другую сторону тропинки. Блоди задрожал от холода и со страхом попытался хоть что-то различить в непроглядной тьме за пределами светового круга. Никогда прежде он не выходил на улицу так поздно, если не считать полуночного гуляния в день зимнего солнцестояния. Но тогда вся Звездчатка была на ногах, и все собирались у больших костров, и ночь звенела бесчисленными голосами, смехом и топотом квенделей.

Они шли вдоль реки по тропинке, которая сливалась с трактом, ведущим из Звездчатки к мосту через реку, а оттуда на юго-восток, к Двенадцати Дубам. До квенделей доносился тихий плеск – это течение играло с цветами на берегу. Позади, на окраине деревни, за высокими стенами остались дома и фермы. Сады здесь не спускались до речных лугов: деревья высаживали за домами или вовсе обходились без них. Хозяева предпочитали возводить здесь крепкие защитные стены, чтобы оградить имущество от близлежащего Сумрачного леса.

Блоди уже не в первый раз задумывался, почему Фендель Эйхаз поселился в таком негостеприимном месте. Потому ли, что его все равно сторонятся? Или, наоборот, его сторонятся, потому что он тут живет?

Одно несомненно: Фендель был не только одиноким, но и весьма мужественным квенделем. Блоди и представить себе не мог, как кто-то выдерживает хотя бы одну ночь в крошечной хижине у реки. Задумавшись, он снова посмотрел на отшельника, который неожиданно оказался вполне дружелюбным, хоть и застенчивым. При свете фонаря его повязка блестела, словно на голову ему надели бумажную корону, какие иногда вырезали себе Блоди, Афра и Флорин, воображая себя королями Вороньей твердыни и стараясь завоевать трофей – конуру Траутмана. Фендель отчасти тоже был королем в своем королевстве.

Наконец, они вышли на тракт. Пирмин остановился, поднял фонарь и посветил в ту сторону, где на покатом лугу у моста должен был возвышаться домик Фенделя. Дорога до него была неровной, в густой траве прятались впадины и глубокие ямы. Пирмин с сомнением посмотрел на своего спутника. Фендель нетвердо стоял на ногах, и вряд ли стоило отпускать его одного через луг со сплошными ямами да кочками.

Но и идти за руку с маленьким сыном к странному месту, где и при свете дня всегда было мрачно и неуютно, ему не хотелось. Теперь он жалел, что в теплой светлой кухне, откуда они с Блоди вышли в этот ночной поход, все выглядело совсем по-другому. Но что теперь толку рассуждать? Да и нельзя было оставлять Блоди одного на дороге, даже с бдительным псом, чтобы самому отвести Фенделя к его логову. Пирмин подумал, что и впрямь поступил опрометчиво, и всей душой пожелал оказаться под защитой надежных стен своего уютного дома. Надо было поскорее заканчивать с проводами бедолаги Эйхаза и возвращаться.

– Фендель, – обратился к отшельнику Пирмин, – давай сделаем так: ты пойдешь первым, а я за тобой и буду светить сзади. В такой тьме мне ни за что не отыскать твой дом.

Фендель, задремавший стоя, заметно вздрогнул. Не хватало еще, чтобы он упал с насыпи и покатился в низину. Стряхнув сон, он понял, что, если хочет благополучно добраться до дома, стоит согласиться с предложением Кремплинга. И он кивнул, хотя ему очень хотелось остаться, наконец, одному, чтобы спокойно поразмыслить об этой необычной ночи в привычном уединении, которого не нарушат другие квендели.

Фендель молча двинулся вперед, не сворачивая с тракта, вопреки ожиданиям Пирмина. Однако поскольку отшельник, судя по всему,