Утром бронекатер прибыл, наконец, в Ахтубу.

Тяжелоранеными занялись санитары, а для остальных последовала команда:

— Кто в состоянии — пошел своим ходом!

В толпе высыпавших на берег людей Кокуров глазами отыскал Павлова, протиснулся к нему и подставил свое здоровое левое плечо:

— А ну, Яша, берись! Словно знал немец, что делал, когда разукрашивал нам разные бока…

— И на том спасибо ему большое, — отозвался Павлов, цепляясь правой рукой за плечо Кокурова. Боль в раненой ноге приутихла.

Так и брели они, здоровенный старший политрук и чуть не повисший на нем маленький сержант, все полтора километра до медпункта. Здесь раненых рассортировали, и вскоре Павлов с Кокуровым расстались.

На этот раз они расстались навсегда…

Потянулись скучные госпитальные дни, скрашиваемые встречами с боевыми друзьями.

На одном эвакопункте, когда Павлов на костылях входил в перевязочную, оттуда выкатывали носилки. Человек с перевязанным лицом — то был Воронов — сразу узнал сержанта. После тяжелой операции пулеметчик был еще слаб, но, как всегда, бодр духом. Он попросил санитаров остановиться и стал расспрашивать однополчанина о делах в роте, совсем позабыв, что ранены они были в один день.

В городе Энгельсе, куда напоследок перевели Павлова, он оказался в одном госпитале с Василием Глущенко.

Лежа на койке, Глущенко услышал разговор о каком-то Павлове, появившемся в соседней палате.

— Павлов! Не наш ли? — воскликнул он.

Павлов сразу узнал знакомый голос и прискакал на одной ноге. То-то было радости! Сержанту оставалось долечиваться дней семь, и все это время он не отходил от постели друга. Когда Павлов выписывался, Глущенко еще оставался в госпитале. Друзья трогательно распрощались, чтобы снова встретиться только через четырнадцать лет в Москве.

Этот снимок сделан в Сталинграде через пятнадцать лет после того, как раненый Василий Глущенко покинул «Дом Павлова».

Фото С. Курунина.

К концу декабря рана зажила, и весь январь Павлов провел в команде выздоравливающих. Оттуда сержант был направлен в запасный полк и с ходу, не успев оглядеться, попал на лесоразработки в качестве старшего группы солдат. Для Павлова это было чуть ли не самой крупной неприятностью за всю войну. Заготовка дров, хоть и нужное дело, была ему совсем не по душе. Тогда он стал бомбардировать начальство рапортами: «Прошу отправить на фронт!»

Один из рапортов подействовал, и Павлова вызвал командир батальона, хмурый капитан. Уже стоял апрель 1943 года.

— Имеется требование на желающих учиться артиллерийскому делу. Пойдете?

— С превеликим удовольствием, товарищ капитан! — ни секунды не раздумывая, гаркнул во все горло Павлов.

Так Павлов попал в Гороховецкие лагеря — один из крупнейших центров подготовки резервов. Советская Армия уже начала очищать от захватчиков нашу землю. Но силен еще был лютый зверь, и фронт беспрерывно требовал подкреплений. Шло формирование новых дивизий, бригад, полков. В одну такую часть, в 288-й иптап — истребительный противотанковый артиллерийский полк — был направлен и Павлов.

Естественно, что среди необстрелянных солдат воин с гвардейским значком и медалью «За отвагу» на груди привлекал внимание. Поступавшее в Гороховецкие лагеря пополнение состояло главным образом из зеленой молодежи или из людей, прежде служивших в тылу. Все они с большим интересом слушали увлекательные рассказы Павлова о сталинградских боях.

Однажды в полк пришел номер центральной газеты, в котором говорилось о «Доме Павлова».

— Так то ж про нашего Яшу пишут! — воскликнул кто-то.

Вспомнили, что Павлов действительно рассказывал нечто подобное.

Заместитель командира по политчасти узнал об этом и удивился. Странным казалось, что боевой сержант скромно служит здесь в полку и даже не награжден за свой широко известный подвиг.

Замполит учинил Павлову форменный допрос, после которого у того вообще пропало всякое желание говорить. Обычно бойкий на слово, он на этот раз повел себя более чем сдержанно.

Скупые и сбивчивые ответы только усилили подозрение: парень сгоряча сболтнул, а теперь виляет, решил замполит. Какой из него герой!

У Павлова остался от этого разговора неприятный осадок, и он дал себе зарок — больше о своих сталинградских делах не распространяться: еще самозванцем сочтут.

Окончились напряженные дни формирования, и 25 октября 1943 года полк отправился на 3-й Украинский. Теперь Павлов был уже старшим сержантом — замковым и наводчиком.

Под Кривым Рогом полк получил боевое крещение. Потом были сильные бои возле станции Апостолово. За храбрость и находчивость при отражении танковой атаки Павлова наградили второй медалью «За отвагу», а за подбитый вражеский танк выдали денежную премию.

В феврале 1944 года Павлов подал заявление о приеме в партию. На заседании парткомиссии он рассказал о себе, но подробностей боев на площади 9 Января не касался. Вообще о прошлом большого разговора не было. Так как Павлов хорошо проявил себя в недавних боях, то парткомиссия тем и ограничилась.

Но слава все время стучалась в двери…

Как-то пришел парторг батареи Строковский, тоже Яков. Взволнованный, он протянул старшему сержанту свежую газету — там была новая статья о «Доме Павлова».

— Смотри, тезка, про тебя опять пишут! Давай скажем командиру, что это ты…

— Ну вас к богу! — огрызнулся Павлов. — Походил уже в самозванцах, хватит…

— Ох, и спесив ты, тезка, — пожурил его тот. — Ладно уж, сам скажу.

Но тут пошли бои, забылся и этот случай.

Прошло еще несколько месяцев, и в полк прибыла третья по счету газета со статьей о «Доме Павлова». Теперь за дело взялся командир взвода лейтенант Журавлев. Но Павлов был непоколебим.

— Не хочешь, Яша, — дело твое, — сказал лейтенант. — А мне запретить писать не можешь.

Журавлев не только написал отклик, но и приложил к нему фото Павлова. Письмо долго колесило, пока не пришло по адресу — в сорок второй гвардейский полк. Это было в ноябре 1944 года, когда гвардейцы воевали в Польше, на Сандомирском плацдарме. Заместитель командира полка по политической части майор Лезман, к которому попало письмо лейтенанта Журавлева, в дни Сталинграда был политработником отдельного саперного батальона. А поскольку саперы принимали самое активное участие в оборонительных работах на площади 9 Января, то вся боевая деятельность Павлова