Отклонившись от людских селений, мы направились в горы, чтобы найти полузабытый форт. Здесь не жили люди, а последний кишлак, где мы останавливались в караван-сарае, остался далеко позади. Нас ни о чём не спрашивали, а если спрашивали, мы не отвечали. Говорил только Саид, Тану и я молчали. Я молчал, чтобы не привлекать внимания, а Тану — чтобы не привлекать внимания ко мне.

Когда молчит один, это очень подозрительно, когда молчат двое — уже не так странно. Может, язык не знают, может его отрезали им, может они сектанты или ещё невесть кто. Здесь хватало всяких, и никто и ничему давно не удивлялся. Так и дошли, оставшись наедине с горами.

Кругом, и правда, возвышались одни горы и больше ничего. И постепенно стали появляться разрушенные пещеры, остатки крепостных стен. В одном месте даже виднелись заброшенные раскопки. Таких следов здесь было много, но заметно, что люди ушли отсюда. Когда-то тут цвели сады и колосились небольшие поля с пшеницей, а сейчас гулял ветер, сдувая древнюю пыль былых сражений.

Одна только речка, что текла по каменистому руслу, звонко журча на небольших порогах и переливах, осталась неизменной, да зеленела узкая полоска вдоль неё. Люди в селении говорили, что когда-то отсюда вывезли всю плодородную землю, содрав её с камней, чтобы люди навсегда забыли про это место. Они и забыли. Только незначительные обрывки воспоминаний и остались у них, да вот сказания про землю. Потому что это — насущная необходимость в окрестных краях. Без плодородного слоя земли не выжить.

Сюда забредали только пастухи с отарами да редкие экспедиции, что, покопавшись в древних развалинах, удовлетворялись черепками и немногочисленными находками из бронзы или серебра. Нам же нужно было найти вход в подземелья заброшенного форта.

Глотая песок, что скрипел у каждого на зубах, мы шли вперёд. Дойдя до середины ущелья, я понял: маяк узнавания погас. Теперь следовало искать с помощью подручных средств вход в подземелье или пещеру. Набрав в котелок воды из речки и собрав сухих веток, мы разожгли костёр и начали готовить ужин.

Вечерело. Оставив соратников в лагере, я пошёл прогуляться. Недалеко возвышались какие-то развалины, впереди виднелись тёмные провалы многочисленных пещер, придающих горе сходство с дырявым сыром. До них ещё идти и идти, я же направился к близким стенам форта.

Старые осыпавшиеся стены встретили меня жаром, постепенно остывающим после яркого солнца. Шёл апрель, но солнце в горах всегда ярче, чем на равнине, а ночью также холодно, как весной днём где-нибудь в Подмосковье.

Я наклонился и стал внимательно осматривать землю, временами поддевая верхний слой носком ботинка или разгребая руками. Скоро пальцы нащупали какой-то острый предмет. Поднеся его к глазам, я убедился, что это наконечник стрелы. Первая находка! Я побродил по развалинам ещё с полчаса, но ничего стоящего больше не нашёл и вернулся к Саиду.

— Аль-Шафи, чего ты ищешь?

Я помолчал, глядя на огонь.

— Не знаю, что найдётся.

— Ты странный человек, Аль-Шафи. Как ты убил Рябого Али и других?

— Ядом, Саид, обычным ядом.

— Ядом? Я никогда не слышал о таком яде и не видел ничего похожего.

— Для тебя он необычный, а для меня весьма обыкновенный. Я много знаю ядов, Саид, очень много. И лучше меня о них не спрашивать.

— Я так и думал.

Тут закряхтел Тану, не решаясь задать мучивший его вопрос.

— Говори, Тану. Что ты хотел у меня спросить?

— А мы правда ищем сокровища?

— Правда.

— И много их будет, мы разбогатеем?

— Не знаю. Думаю, что совсем немного, но богатство бывает разным. Например, богатство души!

Тану скривился как от вкуса лимона.

— Мне не нужно богатство души. Мне нужны деньги, чтобы жениться на красавице Ани!

— О, кажется, я зря тебя взял, Тану.

— Почему?

— Потому что продашь за калым!

— Я не продам, я…

— Послушай, Тану, запомни раз и навсегда, даже если у тебя будет такая мысль и даже если тебе будут предлагать деньги или блеск сокровищ затмит тебе глаза. Всегда помни, что ты их не сможешь потратить на свою Ани. Да и вообще не сможешь потратить, ты сдохнешь раньше, с зажатыми в руках золотыми или пачкой долларов в кармане, не важно. Важно то, что это произойдёт неизбежно. Я умею говорить с духами, и духи отомстят тебе даже после моей смерти. Они просто лишат тебя удачи везде, куда бы ты не пошёл и что бы ты не нашёл. Везде ты всё будешь терять и всё пройдёт мимо. Красавица Ани передумает или умрёт, не дождавшись тебя, деньги украдут, золото потеряешь или отберут, в общем, жизнь твоя будет коротка и безрадостна.

Повисла долгая пауза. Из темноты послышался влажный вдох чего-то или кого-то непонятного и пронёсся тоскливый крик неизвестной мне ночной птицы.

Тану съёжился и опустил глаза. Повисла тишина. Нарушив молчание, Саид проговорил.

— Аль-Шафи, мы знаем, что ты честен со всеми и справедлив. Ты всё найденное не заберёшь себе, а поделишься со своими спутниками.

— Твои слова золото, Саид. А слова Тану как белый жемчуг, который в любой момент готов пожелтеть и стать чёрным. Я никогда не бросаю слова на ветер. Если я обещал, я всё выполню, и выполню всегда. Если это было бы не так, сейчас я не сидел бы рядом с вами у костра, а давно гнил в придорожной канаве где-нибудь на побережье Африки.

— Молодость и любовь бьёт ему в голову, Аль-Шафи, прости его.

— Пока не за что его прощать. Пусть докажет свою преданность. Тогда, даже если мы ничего не найдём, я заплачу для него любой калым, как за Ани, так и за любую другую. Всё в твоих руках, Тану, всё в твоих руках.

— Ты, обещаешь, Аль-Шафи? — воспрял духом Тану.

— Я не обещаю, я так сделаю.

— Вот видишь, Тану, — включился в разговор Саид. — Мы теперь все в одной команде. Если кто-то из нас сделает неверный шаг, погибнут все, никто не спасётся.

— Я понял, Аль-Шафи. Я понял, Саид. Вы можете рассчитывать на меня так же, как на себя. Я не подведу.

— Посмотрим. Уже стемнело. Пора отдыхать. Завтра пойдём вон к тем пещерам, но сначала покопаемся в ближних развалинах. Быть может, и здесь что-то нужное найдётся. Ночь разбиваем на три части. Первым дежурит Тану, затем ты, Саид, и последним я. Отдыхайте.

Расстелив на камнях кошму и подложив под голову мешок, я уставился в ночное небо. Разреженный воздух на высоте словно придвигал звёзды ближе, дабы они своим