Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парень с пеликаном вёл себя сдержанно, комик — отстранённо. А вот у модели натурально подгибались коленки.
— Я боюсь высоты, — призналась она, стараясь держаться подальше от краёв застеклённого зала.
Юные гости — трепетный альянс, которому всё нипочём, — знай себе посмеивались над её фобией. Они бродили там, на вершине башни, как два бескрылых ангела. Переговаривались, жестикулировали, что-то обсуждая. И им будто не было дела до съёмок. Они варились в своём маленьком комфортном мирке.
На башне имелась площадка для особых приверженцев экстрима. Полностью прозрачная, она нависала над городом, и под нею не было ничего.
Кю притворился самым смелым и легко выдержал испытание, когда прошёлся по площадке туда-сюда. Впрочем, на первом месте всё равно оказалась Пелагея. Сколько раз она летала над лесом в образе горлицы! Сколько раз рассекала ночь в юрком тельце летучей мыши!
Фотомодель не смогла себя пересилить и сдалась, даже не ступив на площадку. Парень с пеликаном и гости проявили хладнокровие и спокойно прогулялись над бездной. А мужчина без подбородка распластался на спине лицом к небу и, боясь глянуть вниз, слёзно умолял, чтобы его кто-нибудь с площадки уволок.
Потом был огромный стол под открытым небом, яркие звёзды, луна и доверительные разговоры за бокалом чего-то шипучего и явно алкогольного.
Пелагея на свою беду сделала глоток — всего глоток — и её моментально унесло. Она склонила голову Кю на плечо и позволила ему себя приобнять. Она икнула и стала жаловаться, что ей плохо и одиноко вдали от дома, несмотря на то, что с нею Ли Тэ Ри и её подруга Юлиана. Она сказала, что хочет в лес, и Кю заинтересовался.
— Что за лес такой? — спрашивал он.
— Любимый, — еле ворочала языком Пелагея. — Густой. Пахучий. Ягодный. И дом у меня там во-о-от такой!
Она разводила руки в стороны, ненароком задевая захмелевших соседей, и Кю с улыбкой возвращал эти прекрасные руки на место.
— А покажешь мне свой дом? Отведёшь в лес? — спрашивал он.
— Надо подумать, — отвечала Пелагея, и её глаза немилосердно слипались. — Дом и лес только для избранных. Ты избранный?
Кю не знал, что ответить.
Когда съёмочная группа упаковала аппаратуру и удалилась на покой, он отнёс задремавшую Пелагею обратно в отель — только не в её, а в свой гестхаус, потому что понятия не имел, куда она подевала ключ. Уложив её в постель, он попытался стянуть с неё туфли, но она, хоть и была основательно пьяна, умудрилась его отпихнуть.
— Ладно, спи так, — прошептал Кю. — Спи.
Но, полежав совсем чуть-чуть, этот живой труп восстал и на нетрезвую голову решил, что с него хватит. Не заботясь о предосторожностях, Пелагея сделала шаг, поворот, шаг, поворот — и обернулась летучей мышью, причём вместе с платьем, ибо платье на ней было родное, вручную сшитое.
Кю тем временем возился на встроенной кухоньке, и потому видел превращение лишь краем глаза. Но ему хватило с лихвой.
— Это что такое было? — поморгал он. — Почудилось? Я тоже перепил и у меня глюки? Брр… Больше капли в рот не возьму.
Он подошёл к кровати, куда собственноручно поместил свою сердечную занозу пятью минутами ранее. Вмятина от Пелагеи осталась приличная, а вот сама она словно испарилась. В туалет пошла? Но нет, в туалете её не было. Тогда, может, к бассейну, освежиться? Но и в аквапарке, где теплились фонари и пели сверчки, не оказалось ни души.
Господин Сарам позаботился о том, чтобы снять на сутки целый отель, и расставил повсюду свою охрану. Столь щедрый жест влетел ему в копеечку, зато никто из посторонних по зоне отдыха не бродил, а значит, версию о похищении Пелагеи также можно было исключить.
Но всё-таки, куда же она запропастилась? Неужели та летучая мышь Кю не примерещилась?
Так ведь и в психушку загреметь недолго.
Глава 25. Врущие и не краснеющие
В отсутствие Пелагеи Юлиана заскучала от безделья и взяла напрокат самолёт. Лицензия пилота у неё имелась, а рассекать небо над Нимерией позволялось любому, кто подтвердит свои навыки на специальном экзамене.
Юлиана сдала экзамен на пять с плюсом, получила ключ от аккуратного спортивного биплана, выкрашенного в сине-белую полоску, и направилась на аэродром.
— Кекс и Пирог, — велела она, — за мной!
Она застегнула под подбородком ремешок кожаного авиационного шлема, надела ветрозащитные очки (о, сладкое мгновение!) и, обмотав шею длинным бахромчатым шарфом, открыла дверцу кабины, чтобы усадить своих бестолковых питомцев на кресло второго пилота.
Кекс и Пирог виляли хвостами и, высунув языки, капали слюнями на вельвет сидения. Юлиана тщательно обмотала их ремнями безопасности, пригрозила, чтобы не шалили, и взгромоздилась на переднее кресло. Самолёт был тесноват.
Но неудобства отодвинулись на задний план, как только биплан взмыл ввысь. Юлианой овладели радость и азарт. Прощай, земля! Здравствуй, небо! Лети-и-и-им!
Она собиралась совершить опасный трюк, именуемый в авиации мёртвой петлёй, но ей неожиданно помешали. Какая-то наглая птица камнем упала под сидение Кекса и Пирога. Псы всполошились и зашлись лаем. Горлица!
Юлиане пришлось совершить экстренную посадку.
— Из-за тебя, — сказала она нарушительнице спокойствия, — я едва не угробила эту чудесную машину. Ты почему здесь? Где остальная команда?
Горлица подняла на неё измученный взгляд. Она целую ночь неслась над морем в облике летучей мыши. Ближе к утру она присела отдохнуть на трубу проплывавшего поблизости лайнера, где приняла свою дневную ипостась. А потом четыре часа без устали летела к берегам Нимерии. И всё зачем? Чтобы выслушивать упрёки?
— Ну извини, — сказала Юлиана. — Как будто ты меня не знаешь… Только не вздумай сейчас становиться человеком! Дотерпи до дома. Вот… Полезай в мой рюкзак.
На выходе из учебного центра ей вздумалось с рюкзаком поболтать.
— Тебя кто-нибудь видел, когда ты превращалась?
— Не уверена, — пискнула горлица. — Я выпила какое-то зелье, и у меня в голове стоял туман. Я за себя не отвечала.
— Зелье? Ясно, понятно. Ты отведала их отравы алкогольной. А помнится, давала зарок, что к спиртному не притронешься. Что ж, всё случается в первый раз.
Они добрались до гостиничного номера, Юлиана запустила внутрь Кекса с Пирогом, заперла дверь и расстегнула рюкзак. Оттуда вылезла помятая горлица, которая тут же превратилась в Пелагею — ещё более несчастную и потрёпанную.
— Я бы ничего такого не учудила, — попыталась оправдаться она, — если бы Кю со своей любовью меня не допёк.
Юлиана