составные части марксизма». Как видим, и от статей Ильича может быть какой-то прок.

А ведь всего-то хотел грязную посуду убрать. И вот, пожалуйста, коварство и чёрная неблагодарность. Не надо было на вредную работу устраиваться. Нет, я понимаю, в удалённых аулах у местных хлопковых баронов были, вернее, есть частные тюрьмы, но мы, похоже, и из Ташкента даже не выехали…

Я связываю руки своей жертвы её же жилетом и забиваю в рот кусок тряпки, оторванной от матраса.

Погоди немного, отдохнёшь и ты…

Ну, то есть, жертва здесь, разумеется, я… Обшарив карманы его шаровар, я нахожу ключи и, пройдя в приоткрытую дверь своего узилища, выскальзываю в тёмный коридор. Никого нет. Замыкаю камеру и как тень, как тать в нощи, скольжу вдоль стены. Прохожу по коридору и крадучись поднимаюсь по лестнице наверх.

Входная дверь оказывается запертой. Очень тихо я пробую найти нужный ключ на связке. Но, во-первых, темно и ни хрена не видно, а, во-вторых, нужно ведь ещё и делать всё максимально тихо. Наощупь, потихонечку, не торопясь, я подбираю нужный и, открыв дверь, оказываюсь в тёмном дворе…

Как же громко она скрипит, выдавая меня с потрохами. Но ничего, уже практически свобода. Нам бы день простоять, да ночь продержаться… Я прижимаюсь к фасаду и некоторое время стою не двигаясь, прислушиваясь и вглядываясь в ночь, освещённую молочным туманом звёзд.

Пообвыкшись я двигаю вдоль стены к калитке, вернее к воротам. Они оказываются запертыми на внушительную задвижку, в проушины которой вставлен висячий замок. Поколдовав над ним с видом умелого, но застигнутого врасплох спеца, я открываю дверь и… хорошо бы ещё понять, где это я…

Похоже, в Ташкенте. Удивительно, что никто не озаботился более глубокой конспирацией, ну да ладно, мне это на руку.

Пройдя быстрым шагом минут двадцать, останавливаюсь у телефонной будки и судорожно хлопаю по карманам. Нужна двушка, а у меня нет вообще ничего, даже ремня и шнурков, не говоря уже о паспорте и деньгах, а было их несколько тысяч, между прочим.

Тем не менее, захожу в телефонную будку. Засовываю палец в окошко возврата, где иногда остаются монетки. Здесь пусто. Есть ещё один способ, не слишком надёжный, но иногда срабатывал. Я набираю номер Джурабаева и когда на том конце провода снимают трубку, бью основанием ладони по боковой части таксофона…

Раздаётся щелчок и… Да! Происходит соединение.

— Здравствуйте, пригласите, пожалуйста, Гасана Саидмагометовича. Это очень срочно.

— Простите, — отвечает сухой голос, — у нас такого нет. Всего доброго.

В трубке раздаются короткие гудки. А вот это уже интересно. Какого хрена! Как это нет такого? Номер я помню отлично, и набрал я его без ошибок, это абсолютно точно! И что теперь делать? Не слишком приятная ситуация. Без денег и документов прямая дорога в милицию, а там я уже был и ничего хорошего от новой встречи не ожидаю…

Ладно, главное, как говорится, без паники. Всё это пустяки, дело житейское.

Делать нечего, покрутив головой набираю следующий номер. Айгюль. Стоя в будке под фонарём, я представляю собой легкодоступную цель, но приходится идти на риск. Ну же, давай, Айгюль, возьми трубку. Ночь, да, но ситуация немного экстремальная, так что извини.

В трубке раздаётся щелчок и аппарат пытается проглотить несуществующую монету. Я ему помогаю и снова луплю по левому боку.

— Да говорите же, — доносится до меня тревожный голос.

— Айгюль! — выдыхаю я.

— Егор⁈ Где ты⁈

Блин… тонкий момент… Где я… Чуть помешкав, я всё-таки называю адрес. Если не собирался называть, то не надо было ей звонить.

— Поняла. Жди там, я подъеду сама через пятнадцать минут.

Хорошо. Ладно, посмотрим, чем дело кончится… Я выхожу из будки и отхожу от фонаря, прячась в ночной тьме. Практически, забираюсь в куст, растущий у стены дома.

Примерно через пятнадцать минут подъезжает белая «Волга» и останавливается в соответствии с моими инструкциями. Подождав какое-то время, я выхожу из тени и ныряю в машину, на переднее сиденье.

— Привет! — восклицает Айгюль и, наклонившись ко мне, легко целует.

Надеюсь, меня ещё не хватились. В таком случае до утра у нас есть немного времени.

— Что произошло? — спрашивает она, когда мы отъезжаем на более-менее безопасное расстояние.

По дороге она подробно расспрашивает меня обо всём, что случилось. Я рассказываю.

— Куда, кстати, мы едем? — интересуюсь по дороге. У меня нет документов, в гостиницу не поселят.

— Гостиница и не нужна. Я отвезу тебя в дом для гостей.

— Это что, к Фархаду Шарафовичу?

— Ну, разумеется. Вряд ли во всей республике можно найти более безопасное место.

Мы подъезжаем к воротам и останавливаемся. Трое охранников светят фонарями, рассматривая машину и её пассажиров.

— Уверена, что нам сюда нужно? — шёпотом спрашиваю я, пытаясь опознать то место, где уже бывал.

— Да. Мы сейчас у задних ворот. Всё хорошо будет, не бойся.

Ворота открываются, и мы заезжаем. Проехав по дорожке, Айгюль подвозит меня к небольшому особнячку.

— Ну, вот, — говорит она, останавливаясь. — Давай, выходи. Приехали.

Мы заходим в дом и окунаемся в приятную прохладу.

— Он весь в твоём распоряжении, — гордо заявляет Айгюль, обводя рукой всю эту роскошь. — Нравится?

Наверное… Наверное, нравится, но я сейчас не особо настроен на эстетическую волну. Думаю, она это чувствует, по крайней мере, больше на эту тему ничего не говорит.

— Здесь гостиная, а там твоя спальня, кабинет, кухня, ванная…

— Отлично, мне бы сейчас душ не помешал.

— Погоди немного. Здесь, кстати, кондиционеров целая дивизия, так что жарко не будет. Но погоди с душем. Сначала с дядей надо поговорить.

— Сейчас⁈ — удивляюсь я. — Ночь же.

— Да, но этот вопрос срочный, так что его лучше решать без промедлений.

И действительно, дверь в комнату открывается и на пороге я вижу озабоченного Ферика.

— Привет, Егор! — приветствует тот меня, и я замечаю, что он пришёл не один.

Из-за спины Ферика Ферганского выходит ещё один человек. Это тот самый милицейский майор, которого я видел сегодня в камере…

19. Большой брат

Ферик проходит к роскошному полированному столу с резными ножками и отодвигает стул. Такой и царю-батюшке было бы не стыдно предложить.

«Десять стульев из дворца», — проносится в голове.

Он садится и кивает мне:

— Присаживайся.

Я тоже сажусь, а мент остаётся на ногах.

— У нас тут недоразумение, судя по всему, — продолжает Фархад Шарафович недовольным тоном. — Всё от того, что люди не слышат друг друга. А если слышат, то не понимают. Да, Азизов?

Он поворачивается к майору и осматривает с ног до головы, словно первый раз видит. Майор с глазами фараона на это никак не реагирует, просто стоит и ждёт команды.

Вообще, ситуация немного непонятная. Гасан, как я помню, работает на Ферика. Судя по всему, этот майор Азизов тоже работает на Ферика. Алишер работает на Гасана, но Алишер и Азизов являются врагами. Это не просто змей, пожирающий свой хвост, это многоголовый и многохвостый змей, каждая голова которого жрёт всё подряд. И в хвост и в гриву, короче…

— Как ты сбежать-то сумел? — удивлённо качает головой Ферик. — Ты Штирлиц что ли? Или ещё хитрее? Американский Джеймс Бонд или супермен?

— Случайно получилось, — скромно отвечаю я.

— Случайно, — качает головой Ферик. — Охранника в травму повезли, а у него семья, дети. В общем так, подпиши, пожалуйста, заявление, что твои показания по Алишеру Абдибекову не соответствуют действительности.

— А как я это объясню?

— Да, никто и спрашивать не будет. Чего объяснять-то? Справку покажем, что у тебя недавно сотрясение было, вот и нафантазировал всякие глупости.

Дурачком хочет меня выставить… Лишь бы в дурку не упёк…

— Да, это можно, — соглашаюсь я. — Но как же, в таком случае, Абдибеков⁈ — восклицаю я.

— Плохо Абдибеков, — зло бросает Ферик. — Нет больше Абдибекова. Покончил с собой.

Ого! Меня даже встряхивает от этих слов. Вот как у них здесь дела делаются, быстро и максимально эффективно.

— В камере с собой покончил? — с сомнением спрашиваю я. — Как?

— В камере, да. Психика слабая оказалась.

— А Гасан Джурабаев?

— А что Гасан? — хмурится Ферик, будто вообще не при делах.

— Куда он делся?

— Вроде уволился, — пожимает плечами Фархад Шарафович. — У нас здесь знаешь, коллектив на первом месте.

Ага, знаю, рука руку моет.

— А кто от коллектива отрывается, — продолжает он, — тот в одиночку с течением не справляется и сходит с дистанции. Или вообще на дно идёт, как Абдибеков