остаётся не более двух часов.

— Знаешь, — шепчет Айгюль, — если мой муж окажется козлом, я продолжу встречаться с тобой…

— А если не окажется? — спрашиваю я, чуть помолчав, но она ничего не отвечает, потому что уже спит.

Несколько часов в самолётах и промежутки между ними я провожу во сне. Сплю, как сурок. Зато прилетаю домой в более-менее вменяемом состоянии. В аэропорту совершенно неожиданно меня встречает Арсен, немногословный, угрюмый водитель Цвета.

— Здорово, Бро, — бросает он, подходя ко мне.

— О, Арсен, а ты чего здесь? Встречаешь кого-то?

— Да, — отвечает он. — Тебя. Цвет сказал тебя привезти.

20. Положительные эмоции всем нужны

Вот как… И как же он узнал, что я сегодня прилетаю, если не от Ферика? Только с помощью телепатии. У выхода из зала замечаю Платоныча, машущего мне рукой. Ему сказал я и даже попросил встретить, тут вопросов нет. А вот с Цветом или не с Цветом, а конкретно вот с этим Арсеном ситуация немного непонятная.

— Извини, Арсенчик, сегодня не получится, меня уже встречают. Мы потом с Цветом созвонимся, а сейчас никак не могу. Устал, как собака, да и рана ноет. Ну, сам понимаешь, да?

Я похлопываю его по плечу и прохожу мимо, направляясь к Платонычу.

— Э-э-э… — шипит он, припуская за мной. — Ты ох*ел, баклан? Мне сказано тебя привезти, и я привезу, понял, да?

Он даже шипит с сочным кавказским акцентом. Но бесит. Правда бесит… Я резко останавливаюсь и он, не ожидая этого, налетает на меня сзади. Я с брезгливым видом отстраняюсь и спокойным голосом говорю ему:

— Ты, чё сказал, говно ишачье?

У того от этих слов глаза на лоб лезут. Смотри не взорвись.

— Ты ещё раз заговоришь со мной, я тебе каждое слово в глотку вобью. Ты меня понял, червь навозный? Иди, баранку крути да тачку полируй. Чтоб больше я тебя не видел, чмо.

Я так понимаю, он вообще не в курсе никаких дел, чисто водитель да посыльный по мелким поручениям. Должно быть мой возраст ввёл его в заблуждение, а может пренебрежительные слова Цвета, хотя тот обычно за языком следит. Не знаю. Знаю только, что спускать такое отношение к себе я не намерен. Не для того боролись за место под солнцем.

Я разворачиваюсь и подхожу к Большаку. Мы обнимаемся, но он с удивлением поглядывает мне за спину. Ясно дело, Арсенчик рожи корчит.

— Пойдём, дядя Юра, на обезьяну не обращай внимания, она навязчивая, но безвредная.

— Э-э-э, ты кого обезьяной назвал? Э! Стой, сказал!

Я не обращаю на него никакого внимания и иду с Платонычем к его машине.

— Я вон там, чуть поодаль стою, — показывает Большак в сторону. — А этот парень… чего он за нами идёт, влюбился в тебя что ли?

— Наверное, хочет, чтобы я его полюбил, — пожимаю я плечами. — Причём раза три, не меньше.

После этого планка у Арсенчика падает и он, пытаясь реализовать значительное преимущество в массе, бросается на меня. Парень он немелкий, косая сажень в плечах, да вот только гнев плохой помощник. Хотя о чём это я? Я ведь и сам довольно сильно взбешён.

Ну, с другой стороны, я — это я. Я делаю шаг в сторону, пропуская выдувающий пары бронепоезд и с хлопающим звуком отвешиваю ему пендаль под зад. Задыхаясь от ярости, он быстро разворачивается и получает от меня хлёсткую пощёчину, не болезненную, но крайне обидную.

Арсен вкладывает всю силу в удар, замахивается и… не попадает, потому что я успеваю уклониться. Его кулак проносится мимо, увлекая за собой всю тушу, и я отвешиваю ему звонкий подзатыльник.

— Дядя Юра, заводи пока, — спокойно говорю я. — Сейчас я с этим голиафом закончу и поедем.

Голиаф хрипит, как жеребец, скакавший весь день по степи, и ноздри его раздуваются, а глаза наливаются кровью. И тэбэ и сэбэ зарэжу.

— Ну, — обращаюсь я к Арсену вполне миролюбиво. — Вставай на колени и проси прощения.

Но ему моё предложение не нравится, поэтому, чуть отдышавшись он снова бросается на меня. Эх, если бы не плечо, я бы так его швырнул… Ну, да что уж теперь. Приходится бить в пятачок основанием ладони, не сильно, конечно, я же не зверь, в конце концов.

Вот и нету великана, вот и нету таракана. Падает он, как подкошенный. Что, в общем-то недалеко от истины.

— Совсем алкаши распоясались, — сообщаю я зевакам, начинающим собираться вокруг тела Арсенчика.

После этого спокойно сажусь в машину к дяде Юре и еду домой. По пути я рассказываю обо всех событиях, кроме интимных, разумеется, и приглашаю его подняться ко мне. Он сначала отказывается, но потом сдаётся и заходит.

Раджа от счастья лает без остановки и успокаивается только минут через пять. Родители тоже не скрывают радости. Я преподношу маме шёлковое платье тончайшей работы, а папе и Платонычу по бутылке коньяка, который скоро будет продаваться под видом французского.

Коньяк, кстати, роскошный. Он за пределами Узбекистана встречается довольно редко, так что даже заядлые знатоки, скорее всего, не почувствуют подвоха и легко уверуют, что он прибыл из далёкой Франции. Но Док планирует ещё как-то с ним похимичить на нашей винокурне, так что результат ожидается просто потрясающий.

Мама усаживает всех за стол, но, поскольку Платоныч за рулём и распивать коньяк не может, папа проявляет солидарность и тоже воздерживается. По крайней мере, до его ухода. Я так думаю.

— А я за время твоего отсутствия ещё два раза Андрея навещал, — сообщает Большак. — Ездил вместе со Скачковым твоим и ребятами.

— Серьёзно⁈ — восклицаю я. — Вот это здорово! Я тоже при первой же возможности поеду. Как он там?

— Неплохо, можно сказать. Повеселел немного. Ну, знаешь, мы ему там разные вкусности привозили. А вообще, суд уже в ближайшее время состоится и там уже будут решать куда его дальше…

— А эти, — я подбираю слово, — хулиганы… не достают его больше?

— Нет, говорит, что в этом плане всё хорошо. Но в целом обстановка в детдоме…

Раздаётся телефонный звонок, прерывая Платоныча, и мама выбегает из кухни.

— Меня нет! — бросаю я ей вслед, но судя по всему она мою просьбу не слышит.

— Егор, тебя, — говорит она, возвращаясь на кухню.

Так ведь сидели хорошо, ну зачем! Я ведь практически не сомневаюсь в том, что это Цвет. И, да, это Цвет.

Предчувствия его не обманули…

— Бро, ты чего быкуешь? — хмуро спрашивает он после приветствия.

— Это я быкую? — удивляюсь я. — Серьёзно?

— Ну, а чё, не ты моего хлопца отметелил?

— Так он вести себя не умеет. Он тебе рассказал, что именно произошло? Судя по всему нет. Пусть скажет спасибо, что легко отделался. За такое ему вообще башку свернуть надо было. Ты научи своих «хлопцев» разговаривать уважительно.

Родители с Платонычем сидят на кухне, поэтому я могу говорить спокойно, не опасаясь вызвать ненужные вопросы.

— Да ладно, хорош ты. Чего он сказал-то? Ты же сам ехать отказался, чего так, кстати?

— Так я же Арсенчику твоему всё объяснил. Устал, долгий перелёт, рана болит. Помнишь, да, я маслинку подловил? Что за спешка, вообще?

— Слушай, ладно, — помолчав, говорит Цвет. — Спешки нет, просто я хотел с тобой перетереть.

— Блин, Цвет, при всём уважении, как я к тебе поеду вообще, если братан твой завалить меня пытается? Не могу я теперь тебя посещать, так что давай на нейтральной территории встречаться.

— Ой, да ладно, — тянет он, — чё ты гонишь вообще? Ничего он не пытается, я же с ним говорил. Недоразумение просто. Ну и если я тебя зову, значит гарантирую, что ничего не случится, правда?

— Серьёзно? Недоразумение? То есть, он не в меня стрелял, а в Айгуль? А в чём она так провинилась?

Я невольно повышаю голос, но спохватившись поворачиваюсь к кухне. Нет, вроде беседуют там, не слышат меня.

— Короче, давай завтра и не у тебя. Приезжай в «Льдинку», я тебя мороженым угощу.

— Какую «Льдинку», в натуре, — злится он. — Давай тогда в казино побазарим. Я слыхал ты велел Киргиза не пускать? Ну, вот, будешь в безопасности, не бойся.

— Вообще-то, я не боюсь, ты не так меня понял, похоже. Тут чисто вопрос доверия. Между мной и тобой.

— Ну, ладно-ладно, чё такой злой-то прилетел? Дела что ли не сделал?

— В этом плане, как раз, всё в порядке, — отвечаю я. — Всё выполнил и перевыполнил.

— Ну, молоток, значит.

Закончив ужин, я иду провожать Платоныча. Беру Раджа и пакет с подарками для Рыбкиных. Сначала хорошенько выгуливаю пса,