Антиб, куда-нибудь туда.

— Не сегодня, — мотает она головой. — Может быть, когда-нибудь потом.

— Как ты так сумела? Всё сидит просто идеально.

На это она ничего не отвечает, а лишь улыбается с видом победителя.

Мы идём в столовую, где строгая горничная подаёт нам завтрак. Омлет, лепёшки, яйца, сладости, кофе. После завтрака выходим из дома и садимся в машину, сегодня это красный мерседес SLC, если не ошибаюсь, двухместное спортивное купе.

— Прокатимся немного с шиком, — предлагает она.

— Не слишком ли мы будем внимание на себя обращать? — хмыкаю я.

— Сначала будем, потому что я этого хочу, а потом пересядем.

Мы забираемся в машину, и она рвёт с места, оглашая округу визгом покрышек. Говорят, по тому, как мужчина ведёт машину можно судить, каков он в постели. О женщине — можно, сто процентов.

— Слушай, Айгюль, — говорю я, когда мы выезжаем из дворцового комплекса Ферика. — Почему такая чудесная девушка, как ты и до сих пор не замужем? Сколько тебе лет?

Она хмурится. Вопрос про замужество не слишком приятный, судя по всему.

— Когда жених подходящий найдётся, тогда и выйду.

— Это типа меня кто-то? — уточняю я.

— Вряд ли, — грустно улыбается она. — Мне сейчас двадцать три и скоро уже моя «свобода» закончится. И так, говорят, в девках засиделась. Я-то не слишком тороплюсь, но родственники просто замучили. Уже давно бы выдали, но дядя пока не может найти подходящего жениха. Нужен не слишком старый, с богатыми родителями и связями. Такой, чтобы не просто хороший парень, а чтобы усилил позиции нашего рода.

— А если он тебе не понравится? — интересуюсь я.

— Какая разница? Это никого интересовать не будет. На кого дядя покажет, тот и будет моим мужем. Даже урод или извращенец, главное, чтобы нашему общему делу была польза.

— Это только у вас в семье такие законы?

— Нет, конечно. У нас в республике вообще часто родители решают подобные вопросы. Несмотря на советскую власть, традиции мы чтим.

Она невесело улыбается.

— Так может… Может, тебя украсть? Спасти от пережитков прошлого?

— Тоже мне, спасатель, — фыркает она. — Нос не дорос ещё.

— А нос в этом деле не главное, — улыбаюсь я. — Причём здесь нос вообще? Главное, что другие части доросли.

— Что?

Она заливается смехом.

— Балбес, — смеётся Айгюль.

За рулём спортивного мерседеса она выглядит очень эффектно, как буржуинка на аристократическом курорте.

— А гаремы у вас всё ещё существуют? — спрашиваю я.

Не такой уж и праздный этот вопрос, кстати. Мне самому уже впору о гареме задуматься…

— Официально нет, конечно, но, думаю, всякое случается.

— А если тебя дядя в гарем пристроит, ты тоже покорно выполнишь его волю?

— Не пристроит, он хочет породниться с какой-нибудь семьёй, имеющей большой авторитет в партии, причём на союзном уровне. Я должна сиять в Москве, понимаешь? Поступлю в аспирантуру МГИМО, сделаю карьеру, буду семье помогать и муж тоже. Будет защищать и приумножать, в общем.

— Так я, как раз…

— Ты не подходишь, — качает она головой. — Удачливый выскочка. Сначала добейся большого положения и тогда уже посмотрим. То есть по дядиной логике, в случае твоего успеха, только твои дети или даже внуки будут достойны породниться с моей семьёй.

Далеко в будущее заглядывает Ферик Ферганский. Только он его не знает, а я знаю.

— А ты что, спрашивала его мнение на мой счёт?

Айгюль внезапно заливается краской.

— Нет, — говорит она немного растерянно, но я понимаю, что да, спрашивала. — Он сам так сказал, когда предупреждал, чтобы я с тобой ни-ни… ну…

— Ты не во всём, как я погляжу, слушаешь своего дядю, — констатирую я.

— Не во всём… — соглашается она и, повернувшись, внимательно смотрит мне в глаза.

Громкий сигнал клаксона заставляет Айгуль перевести взгляд на дорогу, и ей приходится резко крутить руль, чтобы избежать столкновения. Дальнейшую часть пути едем молча.

Но уже минут через пять мы заезжаем во двор большого административного здания и выходим из машины. Айгюль идёт к стоящему здесь же уазику, из которого выскакивает человек в офицерских брюках и рубашке без погон и приветствует её, символически отдавая честь. Ну надо же… Они коротко переговариваются, и она, повернувшись, делает мне знак подойти.

С командирскими качествами у неё всё нормально, так что её будущему мужу придётся либо всю жизнь воевать за первенство, либо подчиниться и уже никогда не высовываться из-под её элегантного, но несгибаемого каблучка. Впрочем, не знаю, есть в этом какой-то азарт, как на охоте, кто кого…

Садимся в машину и тут же выезжаем. Дорога идёт по окраинам, среди сортировочных станций, предприятий, складов и режимных объектов. Через какое-то время мы останавливаемся у большого КПП. Наш водитель выходит из машины и показывает кучу бумаг. Дежурный забирает их и уходит в будку.

Ждать приходится минут пятнадцать. В машине жарко. Мы стоим в тени, но и здесь сейчас градусов сорок, наверное. Наконец, нас пропускают. Доезжаем до образцовой стоянки с бордюрами, выкрашенными белой краской, оставляем машину и пешком доходим до одноэтажного здания из красного кирпича.

Наш водитель молча показывает караульным бумаги. Нас пропускают, и мы заходим внутрь. Сопровождающий уверенно шагает по коридору, доходит до лестницы и спускается вниз. Мы следуем за ним, погружаясь в относительную прохладу, сохранившуюся здесь, благодаря толстым стенам и расположению в подвале.

Спустившись, проходим ещё один пост с вооружёнными караульными у толстой железной двери, как на подводной лодке, ну, или в киношном банке. Солдатик крутит большое, колесо и толстая дверь со скрипом ползёт в сторону. Сим-сим, откройся…

Заходим внутрь и я замираю, будто действительно оказался в волшебной пещере, полной несметных сокровищ. Чего здесь только нет! Калаши, пистолеты, маузеры, наганы, пулемёты разных производителей, включая «Максимы», гранатомёты, противотанковые ружья, гранаты, мины…

Я хожу, как по музею, рассматривая встречающиеся здесь совершенно диковинные старинные карамультуки.

— Неплохой арсенал, — говорю я удивлённо. — Это что?

— Трофеи, вывезенные из Афганистана, — объясняет Айгюль. — Здесь пока немного, но скоро станет гораздо больше.

— Столько я не переварю, мне кажется, — задумчиво тяну я.

— А столько и не получится. Скажи, что тебе нужно и я всё организую.

— Хорошо, я сейчас прикину и скажу.

— Не торопись, подумай. Я тебе билет на завтра организовала, так что до этого времени можешь спокойно размышлять.

Мы покидаем арсенал и едем встречаться с ткачами, а потом с конъячниками. Мне, конечно, не очень нравится полная осведомлённость Ферика о моих узбекских делах, но, выскользнуть из-под опеки Айгюль совершенно не представляется возможным. Большой брат следит за тобой… С другой стороны, они получают свои посреднические и я могу быть относительно спокоен.

Они же берут на себя и доставку. Получается недёшево, но на сегодняшний момент у меня нет возможности создавать собственные экспедиционные структуры. Возможно, чуть позже. Хотя опыт начала XXI века учит больше внимания уделять аутсорсингу. Посмотрим. Посмотрим.

Закончив дела, мы ездим по городу на красном мерседесе. Айгюль знакомит меня с достопримечательностями, показывает всё самое интересное в Ташкенте. Ужинаем мы в роскошном узбекском ресторане, а потом едем ко мне во дворец, в мой маленький Тадж-Махал, утопающий в роскоши совершенно по-взрослому.

Мои вещи и документы, изъятые в милиции, дожидаются меня в огромной гостиной. Деньги тоже оказываются на месте. Их я передаю Айгюль в счёт заключённых сделок.

— Должно быть, это большой жест, проявление высшего уровня благосклонности, что я живу здесь, в этом гостевом доме? — спрашиваю я у неё.

— А тебя не проведёшь, — насмешливо отвечает она. — Ты очень проницательный.

— Подойди, женщина, — строго говорю я. — Кто тебе разрешил смеяться над мужчиной?

— О, прости меня, мой повелитель, — подыгрывает мне Айгюль, приближаясь с коварным лицом — У меня и в мыслях ничего такого не было.

— Вижу, вижу твои чёрные мысли, — щурюсь я, чуть пятясь в сторону огромного дивана, но она не даёт мне уйти и коварно набрасывается, как пантера.

Чёрные волосы с серебряным отливом рассыпаются по плечам, а на лице сияет выражение озорства и торжества. Я падаю на диван, словно проваливаюсь в пленительную бездну, но соприкоснувшись с поверхностью начинаю выть и орать. Больно, ёлки-палки!

— Ой… прости-прости-прости… — испуганно причитает Айгюль и осыпает мою шею и грудь поцелуями, сначала сквозь ткань рубашки, а потом и без неё, после того как помогает освободиться от пут одежд.

Вторую ночь подряд я почти не смыкаю глаз. Не устаю восхищаться силой молодости. Засыпаем мы лишь под утро, когда до прихода горничной