начал говорить о том, как с ним несправедливо поступили.

– Меня отстранили от командования армией, совершенно ни за что. Все это происки Сухомлинова. Я просил дать мне любое назначение, готов был принять даже эскадрон, лишь бы не оставаться здесь без всякой пользы, без всякого дела… Мне даже не ответили.

И вдруг, к нашему ужасу, этот сильный, мужественный и храбрый генерал залился горючими слезами. Так закончился наш вечер в кафешантане Роде.

Судьба бедного Павла Карловича Ренненкампфа известна. Во время революции Керенский упрятал его в Петропавловскую крепость, откуда ему все же удалось выбраться до прихода большевиков. При большевиках он скрывался в Таганроге, в доме у знакомых жены, местной уроженки. Генерал никуда не показывался, но большевики пронюхали, куда ходила его жена, носившая ему пищу. Его арестовали и приговорили к расстрелу, обвиняя в усмирении рабочих в Сибири в 1905 году по окончании Русско-японской войны[117].

Отчисление из Генерального штаба

Пробыв около недели в Петербурге, называвшемся теперь почему-то Петроградом, я решил отправиться прямо в Ставку. Чтобы получить новое назначение на фронт.

Главная квартира великого князя Николая Николаевича находилась в начале 1915 года в Барановичах, где на станции стоял поезд, а в нем размещался штаб Верховного главнокомандующего. Его высочество занимал отдельный вагон.

Чувствуя себя героем после недавних боев и избежав плена, я не подозревал, какой сюрприз меня ждет, когда, доложив о себе, собирался войти в штабной вагон.

Первый, кто вышел мне навстречу, был генерал Новиков, уже отстраненный от командования корпусом и состоящий временно при великом князе для поручений.

Увидев меня, он, едва поздоровавшись, сразу заявил:

– Послушай, я решительно ничего не могу для тебя сделать.

Не понимая, в чем дело, отвечаю:

– Да я ничего и не прошу, я приехал узнать о новом назначении.

Мы прошли в столовую; было время завтрака. Меня засыпали вопросами о том, как погиб 20-й корпус.

Но когда я обратился к дежурному генералу с вопросом, куда мне следует ехать и что принять, он, немного смутившись, ответил:

– Это вы узнаете в штабе 10-й армии в Гродно.

Но я узнал раньше, там же в Барановичах, от товарищей по академии.

Оказалось, что рапорт Залесского и заключение Бонч-Бруевича возымели свое действие, и без всякого расследования и объяснения с моей стороны мне предлагалось уйти в запас или принять батальон в пехотном полку с отчислением из Генерального штаба.

Судьба горько посмеялась над Георгиевским кавалером и «гением войны», сражавшимся в смертном бою в лесах Августова.

«Только не в запас», – была первая мысль, когда, подавленный несправедливостью, я покидал Ставку.

Генерал Попов, начальник штаба 10-й армии в Гродно, был поражен, услышав обо всем, что со мной случилось.

– Не огорчайтесь, – утешал меня Попов. – Вы у нас на прекрасном счету. Побудете недолго батальонным командиром и получите полк. У вас большое старшинство в чине полковника.

* * *

Приняв батальон в 345-м Ирбитском полку, занимавшем позицию в том же Августовском лесу у деревни Махарце, я сменил серебряные погоны на золотые армейские и скоро забыл о своем Генеральном штабе.

Мой командир, полковник Никитников, предоставил мне широкую инициативу, поручив командование тремя батальонами, стоявшими на позициях, с приданной артиллерией. Он был очень доволен, что к нему попал помощник, позволивший спокойно сидеть в резерве и играть с адъютантом в преферанс.

Вскоре в соседнем Анапском полку заболел командир, и я, как старший в дивизии полковник, принял временно этот полк и начал наводить в нем порядки, беспокоя немцев.

Так прошло три месяца.

Падение Ковно

В июле 1915 года немцы перешли в общее наступление по всему русскому фронту, угрожая крепостям: Ковно, Осовец и Новогеоргиевск.

Штаб 10-й армии для разведки и для связи между крепостью Ковно и флангом армии выслал вперед отдельную казачью бригаду – терских казаков под командованием генерала Хитрово.

Попов не очень верил в этого Хитрово, в действительности оказавшегося вялым и нерешительным человеком, и, вспомнив обо мне, дал мне предписание отправиться в эту бригаду и вступить в должность начальника штаба.

Немцы, пользуясь тем, что в русской армии почти иссяк запас патронов и ружейных снарядов, теснили нас все дальше к востоку.

Штаб армии перебрался из Ковно в Вильно.

Терские казаки отлично сражались, задерживая продвижение немцев, подходивших уже к крепостным фортам Ковно. Немцам отлично были известны все слабые места крепости еще по мирному времени благодаря шпионажу.

В Ковно находился крупный завод Тильмана. В крепости же в мирное время было немецкое консульство. Немец Тильман до войны очень дружил с офицерами Ковенской крепостной артиллерии, играл крупно и охотно проигрывал крупные суммы, бывая у них в собрании. Консул без всякого стеснения ежедневно совершал верховые прогулки по фортам и входил всюду, куда хотед.

Позже выяснилось, что они и были главными шпионами, позволившими немцам без всяких потерь овладеть крепостью в несколько дней.

Помог и военный министр Сухомлинов, упразднивший крепостные войска. В момент штурма Ковно было занято какими-то второочередными частями.

Имея задачей поддержание связи с Ковно, я заявил Хитрово, что лично поеду узнать у коменданта о положении дел. Хитрово не очень горячо принял мое предложение, ему не хотелось оставаться одному, но я настоял и поехал. Чем ближе подъезжал, тем сильнее слышались взрывы тяжелых снарядов – «чемоданов», которыми немцы обстреливали уже сам город.

Зная великолепно Ковно по мирному времени, я без труда нашел дом коменданта крепости Григорьева и сразу же наткнулся на его начальника артиллерии – они мирно беседовали перед цветником.

Представился, доложил, что хочу узнать о том, как происходит оборона крепости.

– Да вот, говорят, что немцы обстреливают уже госпиталь.

– А как же у вас, ваше превосходительство, идут бои на фортах?

– На фортах? Кажется, еще держатся. Я сведений не имею, – отвечает комендант.

В это время из дома выбежала кошка и кинулась в цветник. Григорьев бросился за ней, чтобы не испортила цветов.

Покончив с кошкой, он, довольный, вернулся и обратился к начальнику артиллерии:

– А что, наша артиллерия хорошо стреляет?

– Думаю, что хорошо, – отвечает тот. – А вот посмотрите, какой осколок я нашел возле моего дома.

И протягивает Григорьеву кусок железа.

С брезгливым чувством я распрощался с двумя главными защитниками крепости.

Кто бы мог подумать, что во главе одного из важнейших укрепленных пунктов Российской империи находится такое ничтожество, как этот Григорьев. Эти двое накануне штурма крепости мирно беседуют, болтают всякий вздор, а комендант еще и гоняется за кошкой.

Вернувшись, я послал донесение генералу Попову, где в осторожных выражениях высказал свое мнение, что крепость Ковно едва ли долго продержится.

Так оно и случилось.

Несмотря на всю доблесть артиллеристов, до конца остававшихся при своих пушках, немцы через два дня взяли крепость штурмом.

Григорьев не дождался конца и за день до сдачи крепости попросту из нее уехал.

Преданный немедленно военно-полевому суду, он был разжалован и приговорен к каторге на 10 лет.

Взяв