все это просто исчезло. Как и не было.

– Вот это да… – Сайрус улыбнулся, показав великолепные, ровные и белые, зубы. – Чудеса в решете.

Гейл засмеялась – почему-то ее очень насмешило это решето. Ей опять захотелось пообниматься с Сайрусом. Хорошо бы просидеть с ним до вечера.

– Да… – кивнула она, – что-то в этом роде. Невропатологи в Бостоне испытывают новый препарат. Пока… ну что сказать? Слов нет. – Она развела руками, демонстрируя высшую степень одобрения.

– Вам надо срочно поговорить с моим племянником, Сидом. Он работает на местном радио. Они придут в восторг от этой истории.

– Нет, – неожиданно вступил в разговор Роберт.

– Радио! – напомнил Сайрус. – Никто вас не видит. Голос из вселенной.

– Ни в коем случае. – Роберт помотал головой и твердо повторил: – Ни за что.

Сайрус засмеялся и встал.

– Ваше право, но я с ним поговорю. Ой, что же я! Пицца стынет. Повторяю: остывшая пицца уже не пицца. Не буду вам мешать.

– Вы совершенно не мешаете, – поспешно вставила Гейл.

Сайрус ласково положил ей руку на плечо:

– Как я рад вас видеть! День спасен… Выглядите замечательно. Вы, Гейл, будто только что из солярия.

Гейл схватилась за щеку и засмеялась:

– Это после холода.

Сайрус взял стул, попятился и задвинул его под соседний столик.

– Я к вам еще подойду, – бросил он на ходу. – И обязательно позвоню Сиду.

Роберт сделал протестующий жест, но Сайрус уже ушел.

* * *

Адам посмотрел на Матьё – какие у него все же удивительные глаза… Сине-зеленые, прохладные, как море, и в то же время огненные, обжигающие. Интересно, как все пошло бы, если бы они в тот, первый раз встретились точно так же – по обе стороны стола, на открытой террасе.

Солнце светит совсем по-весеннему. Они заказали омлет с сыром и картошку фри. Этот ресторанчик всего в двух шагах от квартиры Матьё. Встречу предложил Адам. Странно, но никогда раньше они здесь не были.

И вот что интересно: Адам чувствовал себя с Матьё так, как наверняка чувствует себя птенец, выпавший из гнезда и с внезапной радостью обнаруживший, что воздух его держит, что он умеет летать. Как же это было?

Матьё положил руку ему на плечо: пошли. Адам последовал бы за ним на край света. Он понял это в первый день знакомства, и с тех пор ничего не изменилось.

Золотистый омлет щедро посыпан зеленым луком, на салате вспыхивают под солнцем капли французской заправки – винный уксус с дижонской горчицей и оливковым маслом.

– Какое солнце сегодня… хоть темные очки надевай, – решил начать разговор Адам.

– Да… странная погодка. Вчера был колотун, а сегодня – на тебе. – Матьё демонстративно снял кожаную куртку и повесил на стул.

Крупные белые руки, вид немного усталый, морщинки у глаз, небрит, но вот загадка – даже усталость ему к лицу. Более того, стал еще красивее.

Адам ничего про него не знал. Откуда он, где учился, есть ли у Матьё братья или сестры, – ничего. Как можно любить человека, про которого ты ничего не знаешь? Оказывается, можно.

– Что ты знаешь о дежавю? – внезапно спросил Матьё.

– Почему ты спрашиваешь? Тебя беспокоят видения из прошлого? Чувство, что ты это уже пережил раньше?

Матьё засмеялся:

– Нет… не я. Моя бабушка.

– Бабушка? – изумился Адам. – Сколько же ей лет?

– Девяносто четыре.

– Вот это да…

– Хорошие гены.

Адам улыбнулся.

– А что еще? Эпилептоидные припадки? Мигрень?

– Нет-нет, ничего такого.

– Какие-то неврологические заболевания?

Настала очередь улыбнуться Матьё:

– Ты так серьезен…

– Ты же не интересуешься исследованиями мозга…

– Что значит – не интересуюсь? Еще как интересуюсь. Особенно сейчас.

– Тогда ответь на вопрос.

– Она совершенно здорова. Но вот эти случаи дежавю… Бабушка говорит, они бывают довольно часто. Я пообещал поговорить с тобой.

– А она знает, что мы с тобой… ну… – Адам замялся, поерзал на хлипком плетеном стульчике. И тут же замер – испугался, что стул подломится. Французская мебель сделана для французов, а французы, даже с риском для здоровья, стараются поддерживать миф о собственном изяществе.

– Не думаю. Я только пообещал ей посоветоваться со знающим человеком. That’s it, – почему-то по-английски добавил Матьё.

Адам очень любил, когда Матьё говорил по-английски. Забавно, что сам он изо всех сил старался избавиться от иностранного акцента, а вот акцент друга казался очаровательным.

– Есть ли какое-то научное объяснение симптому дежавю? – продолжил Матьё. – Или это все выдумки?

– Нет, конечно, никакие не выдумки. Но очень трудно решаемая проблема. Невозможно уложить кого-то в магнитно-резонансную камеру и дожидаться эпизода дежавю. К тому же те, кто занимается проблемой, совершенно не уверены, что тут речь идет об особенностях памяти. Возможно, эти процессы происходят в височной доле и… – Он задумался, подбирая слова попроще. – Своего рода выпадение функции… восприятия времени. Мозг как бы соотносит происходящее с другим временным периодом. Человек перестает понимать, где он… вернее, не где, а когда. В каком времени. Это было или это есть? Ему кажется, что он это видит, а на самом деле не видит, а видел. Когда-то, в прошлой жизни. Обычно эти нарушения кратковременны. Через секунду-другую все восстанавливается.

– То есть к деменции никакого отношения не имеет?

– Ровным счетом никакого. И если никаких других симптомов нет, просто забудь. Совершенно другая нейронная сеть.

– Окей. – Матьё удовлетворенно кивнул. Нанизал на вилку целую стопку ломтиков картошки и с набитым ртом пояснил: – Хорошо, что другая.

– А она живет в Париже?

– В Марселе. Летом поеду на девяностопятилетие.

– А мои все умерли. И со стороны матери, и с отцовской. Я их не помню.

– У меня тоже никого. Только вот эта бабушка. Мамина мать. Мама – ее единственный ребенок, так что можешь себе представить, как она обожает нас с братом.

Адам улыбнулся. Почему-то эти семейные рассказы вызвали у него жгучий и приятный интерес.

– А где твой брат?

– Тоже на юге, в Монпелье. Он занимается спортивным рыболовством.

– Ну да?

– Один из лучших в мире. – Он поднял указательный палец с такой гордостью, что Адаму стало смешно.

– Младший брат?

Матьё кивнул с набитым ртом. Прожевал и добавил:

– Бабушке передам. Знаток сказал – не беспокойся, бабушка. Бывает. Ничего страшного.

– Вот именно, ничего страшного. Иной раз даже забавно. Человеку кажется, что он в прошлом. Или, вернее, смотрит в прошлое из будущего. – Адам запутался и поправился: – Почему из будущего? Из настоящего.

– Ты меня заинтересовал.

– Чем? Исследованиями мозга? С чего бы вдруг такой интерес?

– Ты же никогда не рассказывал.

– А ты никогда не спрашивал.

– Времени нет. Предпочитаю трахаться.

Матьё произнес это довольно громко, за соседним