называют… Социализируют, шепотом повторил Кирк и с отвращением сплюнул. Социализируют, а потом ментально кастрируют. Он прекрасно понимал людей, предпочитающих жить вне общества. По другую сторону забора, так сказать. Детей учат дома, создают собственную цивилизацию. Разве можно вырастить нормального, самостоятельного человека в этом сверхнарциссистском обществе, где никто дальше собственного носа ничего не видит? Тех, кто хочет жить по своим собственным правилам, просто-напросто вычеркивают, и общество превращается в трусливую биомассу политкорректных марионеток.

С него хватит, и он, Кирк Хоган, постарается сделать так, чтобы они это заметили. Пусть горят в аду. В аду, куда сами же веками носили хворост.

В темноте блеснули глаза.

Кирк очень медленно поднял пистолет. Рука совершенно не дрожит. Он почти перестал дышать. Положил палец на спусковой крючок. Большой енот пробежал к мусорному контейнеру, но внезапно остановился и повернулся к Кирку.

Вот так. Кирк прицелился в белую полоску на лбу и осторожно, очень медленно нажал курок.

Пуля попала в голову. Енота отбросило назад, он сделал несколько неуверенных шагов и рухнул на землю. По телу Кирка пробежала судорога. Что-то похожее на вчерашнее, когда он накормил эту девицу собственной спермой. А если обобщать – оргазм всесилия и всевластия.

Он медленно встал – задница, несмотря на пенопласт, совершенно закоченела. Стараясь унять дрожь, сунул пистолет в карман и подошел к неподвижной тушке. Вынул мобильник и посветил фонариком. Весь в крови, кроме роскошного полосатого хвоста, – видно, пуля задела какую-то артерию. Подумать только – сказочной красоты, довольно крупный зверь промышляет человеческими отбросами. Разве это не предательство по отношению к собственному виду? И весь мир таков. Какой может быть бизнес при таком кровосмесительстве? Они это называют глобализацией… Пусть как хотят, так и называют, а ему, Кирку Хогану, ясно одно: если бы все продолжали вести дела в пределах собственной расы, класса, вида – или как это там у них числится? – человечество не обделалось бы так капитально.

Он с отвращением посмотрел на вытекавшую из пасти беловатую клейкую жидкость. Говорят, очень они умные, еноты-полоскуны, – да, видать, не все. Этот, к примеру, дурак дураком.

– Наворовался, скотина, – тихо произнес Кирк и мысленно потер руки, пытаясь вернуть уже поблекшее ощущение победы и справедливого возмездия. В эту зиму еноты совершенно обнаглели. Мусорный бак – ладно, сюда они то и дело наведываются, но позавчера один ухитрился протиснуться в кошачий лаз во входной двери. Кирк услышал странные звуки, пошел в кухню и увидел мохнатого зверька, вылизывающего немытые тарелки в раковине. Оружия у него в тот момент не было, а подходить ближе не решился. Всем известно, что еноты, как и лисы, легко заражаются бешенством. Да и не успел бы: едва он зажег свет, пушистый взломщик метнулся к выходу и исчез.

Ну хорошо… а куда его теперь девать? Оставить лежать? Другим урок, пусть знают, чем кончаются ночные походы к мусорным контейнерам. Но вряд ли их этим напугаешь… не люди все-таки. Небось даже не понимают, чем жизнь отличается от смерти. Ничего, до рассвета полежит. Утром выкопаю яму поглубже и похороню беднягу, чтобы не вонял.

В кухне Кирк бросил куртку и шапочку на стул, собрался было пойти спать, но сообразил – голоден как волк, заснуть вряд ли получится. Взял красный пакет Doritos[29], достал из холодильника пиво, устроился в гостиной и включил телевизор.

* * *

Селия шла по больничному коридору так быстро, что полы незастегнутого халата развевались за спиной, создавая ощущение ветра. Только что поговорила с отцом. Тед пил кофе у соседей, а сейчас собрался прибраться в гараже. Весна на носу, сказал он весело, как говорил и два, и пять, и десять, и двадцать лет назад – сколько она себя помнила.

И на работе настроение тоже было приподнятым. Сегодня за очередной дозой должен прийти восьмидесятипятилетний Эфраим Гловер. Селия прекрасно его помнила. Краснощекий, с седыми вьющимися волосами, маленькими живыми глазками – вылитый Санта-Клаус. Сходство с рождественским дедом немного нарушало длинное черное пальто. Это пальто, как и платье его жены в синюю клетку, явно относилось к другому веку.

Увидев входящую Селию, Эфраим Гловер потянулся к лежащей на полу сумке и начал в ней копаться.

Селия резко остановилась, будто споткнулась, она вся похолодела. Что у него там? Судорога страха. Вот сейчас… но нет. Эфраим Гловер достал из сумки бутылку виски с замысловатым шотландским названием, набранным стилизованным под времена Великой депрессии шрифтом. Горлышко перевязано розовым бантиком.

– Односолодовый, – гордо произнес старик и вручил бутылку Мохаммеду. – Это вам.

– Это нам! – кивнул Мохаммед.

– Доброе утро, мистер Гловер, – улыбнулась Селия. – Мы встречались четыре месяца…

– Спасибо вам огромное! – перебил старик, схватил ее руки и долго смотрел в глаза, отчего Селия почувствовала некоторое неудобство. – Господь вас благослови! Погодите-ка…

Он опять полез в сумку, достал прямоугольный хлеб, завернутый в вощеную бумагу, и, естественно, тоже перевязанный розовой шелковой лентой.

– Жена пекла. Хлеб с цукини.

– Спасибо… как приятно. – Селия приняла тяжелый, еще теплый сверток.

– Наш благодетель, мистер Эфраим Гловер, говорит, что чувствует себя на десять лет моложе, – сообщил Мохаммед.

– Не на десять, – поправил старик, – на пятнадцать.

– Это хорошая новость. – Селия посмотрела на держащуюся за рукав мужа непрерывно улыбающуюся старушку и тоже улыбнулась.

И в самом деле хорошая: одно дело – оценка самого пациента, и совсем другое – посмотреть глазами близких.

– Раз вы так хорошо себя чувствуете, давайте займемся делами. Введем препарат, и Мохаммед даст вам вопросник. Заполните анкету, подождем немного и посмотрим еще разок на ваш мозг.

Жена хотела пойти с ними, но Мохаммед поднял руку:

– Извините… не полагается. Вам придется посидеть здесь.

По дороге Эфраим Гловер успел рассказать, что они уже купили путевку в Йеллоустоун[30].

– Всю жизнь мечтал поглядеть на волков.

Селии такое желание показалось довольно вычурным, но она перехватила улыбку Мохаммеда и тоже улыбнулась.

– На волков – это, конечно, да. Надо же – на волков, – кивнул Мохаммед.

Селия оставила мужчин заполнять анкету и прошла в пультовую ПЭТ-МРТ.

За пультом уже сидел Эндрю.

– Как дела?

– С добрым утром, – буркнул шеф. Вид такой, будто ему только что удалили зуб мудрости. Без анестезии.

– Пациент в солнечном настроении, – сообщила Селия. – Просто удивительно, если сравнивать с прошлым разом. Потом поговоришь с ним, убедишься сам.

– Само собой.

– Виски подарил. Шикарный. И хлеб с цукини.

– Значит, до вечера продержимся.

– Сейчас выпьешь или дотерпишь?

Доктор Нгуен даже не улыбнулся.

– А где Дэвид? – спросила Селия. – Ты его нашел?

– Хочет, чтобы мы прислали данные сразу, еще