А в этом окне — мягкий, приглушенный свет. Здесь, мне кажется, пожилая чета отдыхает от дневных забот. Они сидят рядышком на диване, вспоминают события прожитого дня, смотрят любимый сериал, ждут новостную передачу. Им хорошо вдвоем, дети выросли, внуков пока нет. Но все еще впереди. Пусть сбудутся все ваши желания. А это окно какое-то тревожное. Мечутся тени, силуэты. Что-то случилось. У подъезда стоит «Скорая». Понятна тревога. Но помощь рядом. Пусть уйдет болезнь; здоровья тем, кто живет за этими стеклами.

Я спускаюсь в метро. В вагоне нет толчеи, места почти все заняты. Не час пик. Я разглядываю тех, кто едет вместе со мною. Вот две молодые пары: два парня, две девушки. Хорошо, по-спортивному «упакованы»: фирменная спортивная одежда, в руках — ракетки в чехлах. Едут на тренировку. Занимаются модным сейчас видом — теннисом. Весело общаются друг с другом, на других посматривают свысока.

А рядом со мной сидит совсем молодая парочка. Как-то даже непривычно слышать: горячо обсуждают, кто написал «Завтрак на траве» — Клод Моне или Эдуард Мане? Так увлечены своей дискуссией, что ничего не видят вокруг. А на них с большой укоризной, с намеком во взоре смотрит огромных размеров женщина, еще молодая, но уж очень необъятная. Да еще для двух таких же огромных клетчатых баулов никак не может найти место. Очень бесцеремонно потребовала убрать ноги солдатика, который и так забился в уголок за стойкой у самой двери. Солдат беспокойно мнет форменный берет и все с большим беспокойством посматривает на свои простенькие наручные часы. Наконец он обращается к молодому (скорее, молодящемуся) мужчине в яркой футболке и коротких шортах:

— Слышь, Степ, я доеду до «Войковской»?

Мужчина презрительно смотрит на солдата и демонстративно отворачивается. И даже сплюнул, забыв, где он находится. Достал яркий журнал и уткнулся в него носом.

Солдат, переминаясь с ноги на ногу, обращается к одному из молодых спортсменов:

— Степ, скажи, я доеду до «Войковской»?

В ответ — откровенный взрыв смеха всей четверки. Слышна реплика: «Ну и лох!»

Спустя некоторое время, взглянув на часы, солдат осторожно дотронулся своей ногой ноги поклонника живописи. Вопрос тот же:

— Степ, а Степ, мне до «Войковской» надо. Я правильно еду?

Поклонник Клода Моне молча убрал ногу поглубже под сиденье.

Солдат заволновался. Ко мне с вопросом он не обращается. Я же, глядя на этого парня, перенеслась мысленно в ту деревню Курской области, в которой я родилась, училась в школе и куда каждый год приезжаю во время своего отпуска.

Встречаясь со своими ровесниками, я вижу, как быстро они стареют в отличие от молодых и молодящихся граждан, приезжающих в деревню за чистым воздухом и экологически чистыми продуктами. И не знают (или быстро забывают), каким трудом даются эти чистые продукты. И не замечают, что даже чистый воздух не разглаживает глубоких морщин на лицах и руках сельских тружеников. Никто не требует от горожан огромных усилий, только бы относились они к людям села и деревни с бОльшим уважением. И от армии парень не «откосил», отдает гражданский долг Родине. Не виноват он в том, что не видит разницы между живописцами Моне и Мане, не держал в руках ракетку.

Я вспомнила, как, желая познакомиться с городской девушкой, солдат написал ей трогательное письмо о том, что стоит он на посту с винтовкой и мечтает о девушке, хочет назвать ее любимой, поцеловать ее… И получил ответ: «Вот и целуйся со своей винтовкой, чурбан неотесанный!» И со смехом делилась «остроумная» своей новостью с подружками.

Смотрю я на солдата и отвечаю ему, хотя он меня и не спрашивал: «Да, доедешь до «Войковской», ты правильно едешь». А хочется ему добавить: «Не обращайся ты к ним! Ну не Степы они, слышишь, парень, не Степы! А едешь ты в правильном направлении, и будет у тебя все хорошо. И у нас все будет хорошо, потому что защита Родины в надежных руках. Я верю тебе, Степа, и очень на тебя надеюсь».

Ступино (Московская область)

В нашем городе в 1991 году начальником следственного отдела милиции работал Леонтьев Виталий Павлович. На тот момент он был начальником лет, наверное, пятнадцать. Работа эта во все времена была тяжелая, ответственная, но он с ней справлялся отлично. Самое главное, его весь коллектив уважал. Такой был человек спокойный, невозмутимый, с юмором. Умел грамотно работу организовать, с подчиненных спрашивал, что называется, строго, но справедливо. Перед прокуратурой, а в советские времена и перед парткомом не боялся подчиненных защищать. И в то же время своей должностью не кичился, ко всем дружелюбно относился, в том числе к техническому персоналу.

Я его лично знала, после школы два года машинисткой в милиции работала, и все эти отзывы о нем постоянно слышала.

И вдруг зимой 1991 года как гром среди ясного дня новость — убили Виталия Палыча. Что случилось? Неужели кто-то из подследственных?

Не поверите — заместитель прокурора другого подмосковного района, Туровцев.

И вот что оказалось. Этот Туровцев раньше в нашей прокуратуре работал, помощником прокурора. Потом ушел на повышение замом. Но по старой памяти в наш город частенько приезжал. А потом нашего прокурора стали на пенсию оформлять, а Туровцева на его место наметили, уже и документы готовили.

Туровцева я тоже знала лично, практику проходила в прокуратуре после третьего и четвертого курса университета. Вроде и нормальный был мужик, но резкий, грубо с гражданами общался. Я, мол, прокурорский работник, а вы никто.

В очередной раз Туровцев приехал на похороны своего знакомого, сотрудника милиции. После похорон коллеги покойника решили не идти на поминки вместе с родственниками, а собраться отдельно. Среди собравшихся были и Леонтьев и Туровцев. На поминках, конечно, выпили, разговаривали. Ну, слово за слово, как обычно, произошел какой-то конфликт.

Чтобы Леонтьев был инициатором, никогда не поверю, никакой агрессии в нем не было никогда, ну, может, пошутил как-то или что-то едкое сказал.

А Туровцев в ответ пистолет достает и на глазах у всех стреляет в Леонтьева прямо в упор! Сразу насмерть.

Ну, хотя присутствующие это все видели и ни от кого не скрывали, дело оформили как неосторожное обращение с оружием. Туровцева из прокуратуры, конечно, сразу уволили. Прокурором в город совсем неожиданного человека прислали.

Леонтьева в жуткий мороз весь город хоронил, и об одном и том же говорили, какой хороший человек погиб.

А через полгода мне заместитель прокурора говорит: «Туровцев на машине на юг поехал и со скалы сорвался, разбился насмерть». Рядом со мной еще знакомый стоял, который в курсе дела был, переглянулись мы и друг друга без слов поняли. Может, нехорошо так говорить, но справедливое возмездие состоялось.

А еще лет через двенадцать с его дочкой, которая тоже следователем пошла в милицию работать, тоже несчастный случай произошел. Она была на дежурстве, пистолет у нее был при себе. Надо было почистить, ну, женщинам это не особо интересно.