Возможно, этот дар безмятежности и придавал ее глазам такую прозрачность, а глядя на ее лицо, казалось, что она представляет собой некий типаж, а не личность — нечто вроде скульптуры греческой богини или какой-нибудь гражданской добродетели. По жилам, просвечивающим сквозь светлую кожу, казалось, течет не горячая живая, а консервированная кровь, и лишь благодаря обаянию юности она казалась не холодной и туповатой, а наивной и чистой. Погруженный в эти размышления, Арчер внезапно почувствовал, что смотрит на нее удивленным взором постороннего человека, и, решив прекратить это, стал вспоминать о свадебном завтраке под триумфальным руководством бабушки Минготт.

Мэй с искренней радостью подхватила эту тему.

— Кстати, я была так удивлена — а ты? — что в конце концов приехала тетя Медора. Эллен писала мне, что они обе нездоровы и не смогут пуститься в путь. Жаль, что выздоровела не она! Ты видел потрясающие старинные кружева, которые она мне послала?

Он знал, что этот момент настанет рано или поздно, но непонятно почему воображал, что усилием воли сможет этого избежать.

— Да… нет… я… да, они прекрасны, — сказал он, глядя на Мэй остановившимися глазами, не понимая, почему каждый раз, как он слышал эти два слога — Эл-лен — мир вокруг него начинал шататься и готов был рухнуть как карточный домик. — Ты устала? Было бы неплохо выпить чаю, когда мы приедем, я уверен, что тетушки все приготовили, — быстро говорил он, держа ее руку в своей, и мысли Мэй немедленно перенеслись к замечательному чайно-кофейному сервизу из балтиморского серебра, который прислали Бофорты, который так прекрасно подходил к подносам и блюдам, подаренным дядей Лавелом.

В сумерках поезд остановился в Райнбеке, и они пошли по платформе к ожидавшей их карете.

— О, ван дер Лайдены послали за нами своего слугу из Скайтерклиффа — как это любезно с их стороны! — воскликнул Арчер, когда неторопливая персона в ливрее приблизилась к ним и взяла у горничной саквояжи.

— Мне бесконечно жаль, сэр, — молвил посланец, — нов доме дю Лак случилась неприятность — потек бак с водой. Это произошло вчера, и мистер ван дер Лайден, узнав об этом сегодня утром, послал ранним поездом служанку в Скайтерклифф, чтобы приготовить домик патрона. Я уверен, вам там будет очень удобно, сэр. Тетушки дю Лак отправили туда свою кухарку, так что вам будет там точно так же, как было бы в Райнбеке.

Арчер так растерянно уставился на лакея, что тот повторил еще более извиняющимся тоном:

— Все будет точно так же, клянусь, сэр…

Голос Мэй радостно прервал неловкое молчание:

— Точно так же? Домик патрона? Но это же в сто тысяч раз лучше — правда, Ньюланд? Как это любезно со стороны ван дер Лайденов, что они придумали это!

И она продолжила, когда они двинулись в путь:

— Только представь, я никогда не была там внутри. А ты? Ван дер Лайдены почти никого туда не пускают. Но они открыли его специально для Эллен, и она рассказывала мне, что это очаровательное место. Она сказала, что это единственный дом из всех, которые она видела в Америке, где чувствовала себя совершенно счастливой.

— Ну что же, будем надеяться, что так же должно быть и с нами! — вскричал весело Арчер, и Мэй отозвалась со своей детской улыбкой:

— Ах, как же удачно все началось — теперь, когда мы вместе, нам всегда будет улыбаться удача!

— Ничего не поделаешь — мы должны обедать у миссис Карфри, дорогая, — сказал Арчер.

Мэй, озабоченно нахмурившись, посмотрела на него поверх массивной посуды из британского металла,[64]которой был сервирован стол для завтрака в пансионе, где они сняли комнаты.

Во всей дождливой пустыне осеннего Лондона у Арчеров было только двое знакомых, и этих двоих они избегали с завидной настойчивостью по непонятной нью-йоркской традиции — считалось «недостойным» навязывать свое общество знакомым, встреченным за границей.

Миссис Арчер и Джейни во время своих визитов в Европу так неукоснительно придерживались этого правила и встречали любые дружеские попытки попутчиков к общению с такой непроницаемой сдержанностью, что почти побили собственный рекорд «необщения с иностранцами» (если, конечно, те не оказывались служащими отеля или железнодорожных станций). Свои же соотечественники — если они не были известны им лично или понаслышке — сталкивались с едва ли не большей надменностью. Так что если дамам не приходилось столкнуться с Чиверсами, Дагонетами или Минготтами, они месяцами за границей вынуждены были довольствоваться обществом друг друга.

Но самые крайние меры предосторожности иногда оказываются тщетными, и однажды вечером в Боцене[65]одна из двух живших через коридор англичанок (чьи имена, наряды и общественное положение до мельчайших деталей были уже изучены Джейни) позвонила в дверь и спросила, не найдется ли у миссис Арчер мази для растирания. У сестры вторгшейся дамы, миссис Карфри, внезапно разыгрался бронхит, и миссис Арчер, которая, к счастью, никогда не путешествовала без внушительной домашней аптечки, смогла ей помочь!

Миссис Карфри заболела довольно серьезно, и поскольку сестры путешествовали без сопровождающих, они были глубоко благодарны своим американским соседкам, которые всячески способствовали выздоровлению больной, чья расторопная служанка во всем помогала медицинской сестре.

Когда Арчеры покинули Боцен, они не собирались видеться с мисс Харл и миссис Карфри снова. Не было ничего столь «недостойного», по мнению миссис Арчер, как навязываться «иностранцам», которым ты оказал случайную услугу. Но миссис Карфри и ее сестра, которые и не подозревали о подобной точке зрения, чувствовали себя обязанными «очаровательным американкам», которые были так добры к ним в Боцене, навеки. С трогательным постоянством они использовали каждый шанс встретиться с миссис Арчер и Джейни во время их континентальных путешествий и проявляли сверхъестественную сообразительность, разузнавая, когда те будут в Лондоне по пути из Америки или в Америку. Таким образом между ними установилась довольно тесная связь, и когда бы миссис Арчер и Джейни ни появлялись в отеле Брауна, их уже ожидали нежные подруги, которые, как и они, разводили папоротники в ящиках Уорда, плели макраме, читали мемуары баронессы Бунзен[66]и имели свое мнение насчет главных лондонских проповедников. Как сказала миссис Арчер, после знакомства с миссис Карфри и мисс Харл «Лондон предстал перед ней совершенно в ином свете», и к тому времени, как Арчер обручился, дружба стала столь близкой, что «единственно правильным» стало решение пригласить английских дам на свадьбу Арчера, и в ответ они прислали с поздравлениями прелестный букет засушенных альпийских цветов под стеклом. И на пристани, когда Ньюланд с Мэй отплывали в Англию, последними словами миссис Арчер были: «Ты должен обязательно познакомить с ними Мэй».