Батист интересуется, хотят ли они выпить. Винсент отказывается. Агат заказывает вино, он направляется в бар.

– Знаешь… иногда я думаю… Боже, если бы он был холостой. У него бы не было никаких проблем с тем, чтобы кого-то закадрить, – когда Батист отходит на достаточное расстояние, замечает Агат.

Винсент не отвечает, лишь улыбается Агат и смотрит на сцену. Кто-то включил генератор дыма, члены «Анчоуса» выходят на сцену. Лу приветствует зрителей.

– Ты в порядке? – интересуется Агат.

– Да! Все хорошо, – говорит Винсент и добавляет, что Агат тоже прекрасно выглядит.

Играет музыка, возвращается Батист. Винсент хочет домой.

В этот раз Лу – в красной вязаной шапочке, сдвинутой со лба, – знакомит Винсент со всеми, а сам тем временем грузит аппаратуру в фургон. Винсент раньше никогда не видела его в вязаной шапочке, а когда что-то происходит впервые или она видит что-то новое, то чувствует себя как зачарованная. Все приветствуют ее, а Ноэми говорит, что много слышала от Лу про занятия с Винсент и даже зашла посмотреть на сайт магазина «Go Wilde!». Батист и Агат еще некоторое время проводят с ними, а потом, насколько может судить Винсент, уходят каждый своей дорогой.

– Тебе холодно? Можно погулять. А вообще, хочешь, пойдем ко мне? – обнимая Винсент, спрашивает Лу. Они уже идут в сторону rue des Arquebusiers, где он живет.

Она хочет домой, но никогда не была у него, а от шапочки Лу, и джина, и платья, и «ABBA», и телефонных звонков, и сообщений, и тайн она становится излишне эмоциональной. Соглашаясь, она быстро выдыхает «да».

Верхней одежды они не снимают, обувь оставляют у двери. Квартира Лу выглядит лучше, чем она себе представляла, хотя он и сказал ей, что получил деньги в наследство от бабушки с дедушкой. Она, тем не менее, воображала себе пластиковые ящики из-под молочной тары и шлакоблоки, может быть, диван-кровать, телевизор, игровую приставку. Но нет, у Лу есть занавески и настоящая мебель: хороший диван, реальный кофейный столик, посреди которого в горшке «неоновый» сциндапсус. Подарок его мамы, или мамы Аполлона, или еще какой-нибудь женщины.

В спальне два больших прямоугольных окна и стены бледно-коричневые, как подтек от чая. В воздухе едва различимо витают его запахи: землисто-мускусного шампуня и неприкуренных сигарет. У стены большое полотно, покрытое узнаваемыми мазками Лу. В углу невысокая рождественская елка с гирляндой – когда Лу щелкает кнопкой, лампочки моргают. Он закрывает за ними дверь.

На постели мятые белые простыни и темно-синее одеяло, к стене над кроватью прикреплены открытка с репродукцией картины Пауля Клее и плакат Баския. Половина спальни выделена под занятия музыкой: ноутбуки и множество электронных коробок. Письменный стол с двумя клавиатурами: большой и маленькой. А под столом – шкафчик, заполненный разноцветными проводами, адаптерами и микрофонами. На полу – коробки с записями и аккуратно разложенные, датированные кассеты, стопки CD и мини-дисков, рядом небольшая чаша с флешками.

– Что за записи? – интересуется Винсент.

– Помнишь тот день, когда я спросил, можно ли записать твое занятие?

Винсент кивает. Он тогда вроде сказал, что часто записывает случайные вещи. Пока он говорил, кто-то что-то уронил, он опустил голову, чтобы посмотреть на уроненный предмет, и она отвлеклась на его профиль и падающие на лицо волосы, поэтому из его слов и половины не услышала.

– Вот он, тот день, – показывая флешку, говорит Лу. Она берет ее в руки. На ней крошечные буквы ВУ и дата того летнего дня. – Ну, здесь и другие записи, я записываю все, что угодно. Иногда использую эти записи в музыке… в остальное время они у меня просто так. – Он проводит рукой по кассетам, показывая ей, где записи его прадеда-британца, рассказывающего о Второй мировой войне, где бабушка-француженка читает поэму Бодлера, которую выучила в школе. – Это когда на прошлое Рождество мы поссорились с Лизетт из-за того, что я не помыл посуду, – продолжает Лу, показывая CD. Он объясняет, что иногда переносит записи на CD и флешки, в зависимости от того, сколько места у него на компьютерах. – Но теперь я почти всегда записываю на мобильник.

– Потрясающе. Мне нравится, – проводя рукой по носителям, говорит она. – А сейчас ты нас тоже записываешь?

– Нет. Я бы не стал записывать, не спросив тебя. Всегда сначала спрашиваю разрешения.

– А твой сосед сегодня придет ночевать?

– Нет, не придет.

– А давай все равно запрем дверь? – просит Винсент. Лу щелкает замком. Она развязывает пояс плаща и впервые предстает перед ним в красном платье. – Мы подходим друг другу. Сочетаемся, – говорит она, указывая на его шапочку. Он срывает ее с головы, бросает на пол. Снимает и куртку.

– Ты великолепна. Это платье такое сексуальное, что носить его преступно, – трогая ткань и дергая за подол, говорит он. – Ты такая сексуальная, что это тоже преступно.

– Тогда сними его. C’est moi qui décide. – Она поворачивается спиной, чтобы он расстегнул молнию. Она поднимает мешающие волосы. – Но прежде, чем мы приступим, у меня есть вопросы.

Лу целует ее сзади в шею, платье падает на пол.

– Ты проверялся на всякую всячину? Сейчас с кем-нибудь еще спишь? Я – ни с кем.

– Да, я проверялся. Все хорошо, чисто. Хочешь, справку покажу? Она у меня правда где-то здесь лежит, – говорит он. – И нет, я ни с кем не сплю.

– Ладно, хорошо. Как зовут твоих родителей?

– Джульетта и Дэниел. Джульетта – это мама, Дэниел – папа, если необходимо прояснить до конца, – говорит он.

– Merci.

Он оттягивает бретельку бюстгальтера и целует ее плечо. Поцелуй за поцелуем.

– Сколько лет маме? Она старше меня? Пожалуйста, пусть она будет старше.

– Ей пятьдесят пять. А сейчас, пожалуйста, давай про мою маму больше не будем, а?

Винсент щекотно от его ответа и от его рта на ее коже.

– С кем ты нырял со скалы в Средиземное море? Когда это было?

– Пять лет назад… с кузенами Этьеном и Джеймсом. У меня и фотка есть. Хочешь взглянуть?

– Да.

– Прямо сейчас? – Он делает паузу.

– Нет.

Он оттягивает вторую бретельку и, стоя у нее за спиной, медленно берет в ладони ее грудь; она прижимается к нему.

– С кем у тебя был секс в последний раз? Я скажу о себе. Это был муж, Киллиан, единственный человек, с которым я спала последние двадцать пять лет… дольше, чем ты живешь на свете, – говорит она. Руки Лу продвигается вниз по колготкам.

– Ты помешана на наших возрастах. Никому и дела нет до этого, – говорит он, его