грани распада после крайне суровой зимы 839–840 годов, сопровождаемой голодом и вспышкой какой-то эпидемии. Стремясь уйти как можно дальше от воинственных и многочисленных киргизов, каган Уге-хан вторгся в пределы Танской империи – собственно, другого выхода у него и не было. Пока киргизы грабили и сжигали уйгурские поселения, уйгуры занимались тем же самым в пограничных округах империи. Обстановка сложилась наисерьезнейшая, особенно с учетом того, что империя уже не имела былого могущества. В такой ситуации Ли Дэю показал себя мудрым, решительным и дальновидным сановником. Там, где было нужно, он применял силу, а там, где можно было обойтись без оружия, использовал подкуп – снабжал лояльные уйгурские племена продовольствием и отводил им пастбища. Кульминацией стала битва, состоявшаяся 13 февраля 843 года в пустыне Гоби, когда было убито десять тысяч уйгуров и столько же попало в плен. Место сражения получило название Шахушан («гора убитых гуннов»).

Не успели пограничные земли прийти в себя после нашествия уйгуров, как случилась новая беда. В середине 843 года скончался Лю Цунцзянь, цзедуши округа Чжаои. Лю хотел передать правление округом своему усыновленному племяннику Лю Чжэню. Незадолго до кончины он сказал своей жене: «Я верно служу императорскому двору, но императорский двор не ценит мои старания, а соседние округа настроены по отношению к нам недружелюбно. Если после моей смерти кто-то другой [кроме Лю Чжэня] станет моим преемником, то в нашей семье не останется даже дыма из трубы».

Большинство сановников склонялись к тому, чтобы назначить Лю Чжэня цзедуши, поскольку опасались воевать с таким сильным округом, как Чжаои, особенно с учетом того, что императорская армия была изрядно потрепана в сражениях с уйгурами. Но Ли Дэю выступил против, сославшись на то, что потакание традиции наследственной передачи власти в округах послужит дурным примером для других. Лю действовал осмотрительно. Прежде, чем отказать Лю Чжэню, он договорился с цзедуши соседних округов Вэйбо и Чэндэ о том, что они не станут поддерживать мятеж в Чжаои, если таковой произойдет, и пообещал им в награду за лояльность несколько префектур. Таким образом, правительство перехватило инициативу – Лю Чжэнь тоже заплатил бы соседям землями за поддержку, но ведь гораздо выгоднее, то есть спокойнее получить награду от правительства, нежели из рук мятежника.

Большой мятеж, поднятый Лю Чжэнем, осложнился малым, который поднял в округе Хэдун (современная Шаньси) один из офицеров, но благодаря настойчивости Ли Дэю, который убеждал императора У-цзуна в том, что действовать нужно решительно, осенью 844 года с обоими мятежами было покончено. Лю Чжэня убил один из его приближенных, надеявшийся выкупить императорское прощение головой мятежника. Эта победа существенно укрепила позиции императорской власти и позиции чэнсяна Ли Дэю, который за государственными делами не забывал избавляться от своих противников (так, например, Ли Цзунмина он обвинил в сговоре с Лю Цунцзянем, ввиду чего Ли был отправлен руководить одной из отдаленных префектур).

Усиление Ли Дэу сопровождалось ослаблением власти евнухов, к которым император У-цзун не испытывал особого расположения. Да, евнухи возвели его на престол, как и многих других императоров, но точно так же, как и многих, они могли устранить его. Вторжение уйгуров и мятеж Лю Чжэня помогли Ли Дэю и его сторонникам взять под свой контроль правительственный аппарат и бо́льшую часть армии. Наблюдая за тем, как возрастает влияние Ли Дэу, Цю Шилян ждал удобного момента для того, чтобы нанести сокрушительный удар, и в 842 году ему показалось, что такой момент настал. Осенью 841 года Цю добился от императора титула главнокомандующего армией Шэнсе, служившей главной опорой власти евнухов. Когда Цю узнал, что Ли Дэю продвигает идею сокращения финансирования его армии, он публично пригрозил императору солдатской «демонстрацией», то есть, по сути, мятежом. Цю явно упивался воспоминаниями о том, как на людях отчитывал императора Вэнь-цзуна, но не учел, что времена изменились и на престоле теперь сидит другой человек, и расклады при дворе стали другими. Император У-цзун не испугался заявления Цю, а разгневался и через других евнухов (а не напрямую) выразил Цю свое недовольство. Цю пришлось принести извинения за свою несдержанность. Евнухи, понявшие, что теперь задули другие ветры, начали отходить от своего предводителя. Чувствуя, что его влияние падает, а нерасположение императора возрастает, Цю попытался исправить дело показной скромностью – сославшись на свой почтенный возраст, он отказался от должности главнокомандующего армией Шэнсе и других высоких должностей, попросив императора дать ему что-то попроще. Император удовлетворил просьбу, но не стал относиться к Цю лучше. В середине 843 года Цю Шилян удалился на покой, дав напоследок евнухам следующее наставление, которое можно назвать «Программой евнухов»: «Не позволяйте Сыну Неба оставаться без занятия, побуждайте его проводить жизнь в роскоши и удовольствиях, доставляя наслаждение глазам и ушам. Также следует найти новые способы для поддержания его бодрости на таком уровне, чтобы у него не оставалось бы времени на занятия другими делами. Это единственный для нас способ добиться желаемого. Ни в коем случае не позволяйте ему учиться и даже приближаться к ученым. Если он ознакомится с историями прошлых династий, то обеспокоится и не будет расположен к нам». Как говорится, добавить к этому нечего.

Император У-цзун был ревностным приверженцем даосизма, исконной китайской религии. Широкое распространение в империи «чужеродного» буддизма вызывало у императора недовольство, которое подпитывалось государственными соображениями – к началу IX века буддийские монастыри оправились после гонений, устроенных императором Сюань-цзуном, и их влияние снова возросло. Мало того, что монастыри владели обширными земельными угодьями и большими богатствами, они также владели и умами свой паствы, для многих из которых авторитет монахов стоял выше авторитета императорской власти. Настоятели монастырей сближались с местными правителями, и это сближение таило в себе серьезную угрозу для императора, ведь монахам ничего не стоило объявить очередного мятежника живым воплощением Будды, сделав таким образом его претензии на власть легитимными. Материальный аспект – пополнение императорской казны за счет монастырских богатств – тоже имел большое значение. К слову будь сказано, что отдельной статьей пополнения казны стали буддийские колокола, гонги и статуи, изготовленные из бронзы, – их переплавили для чеканки монеты. Кроме того, буддийские монахи не платили налогов, а их, по самым приблизительным оценкам, на тот момент было больше четверти миллиона (ничего удивительного, ведь на одного истинного монаха приходилось по десять ловкачей, обривших голову для того, чтобы сэкономить).

Антибуддийская кампания стартовала в начале 845 года. В императорском указе, изданном по этому поводу, буддийские традиции объявлялись разрушительными – монастыри с каждым днем становились всё больше, и число монахов в них прирастало, в результате чего люди тратили силы на создание никому не нужных