изваяний из дерева, глины или бронзы, в то время как поля приходили в запустение; аскетические ограничения, налагаемые на монахов и монахинь, препятствовали продолжению рода – этому главному долгу любого человека; создается несправедливость: одни выращивают рис и занимаются прочими полезными делами а другие пользуются плодами их трудов, ничего не давая взамен. «Мы выкорчуем это давнее бедствие вместе с его корнями», – обещал император.

Если император Сюань-цзун боролся с буддизмом и даосизмом относительно мягко – старался ослабить, но не искоренить, – то император У-цзун стремился извести буддизм в своем государстве под корень, как говорилось в указе, недаром же его действия получили у буддистов название: «У-цзун убивает Будду». Для сравнения: при Сюань-цзуне к мирской жизни из-за разорения монастырей было возвращено около восемнадцати тысяч монахов, а при У-цзуне – почти в пятнадцать раз больше! Было сохранено по два буддийских храма в Чанъани и Лояне, а также по одному в центрах провинций, а все остальные монастыри, храмы и памятные постройки были снесены. Монахи и монастырские крестьяне, вынужденные к возвращению в мир, пополнили ряды налогоплательщиков и занялись полезным для общества трудом. При правительстве была создана Палата Великой добродетели, взявшая на себя руководство буддийскими общинами. Главной (но притом негласной) задачей Палаты стало препятствие возрождению буддизма. Под угрозой смертной казни монахам запретили странствовать, иначе говоря – пребывать вне монастырей и храмов, а также учредили особые свидетельства о переходе в монахи, выдача которых строго контролировалась Палатой Великой добродетели. После столь сокрушительного удара буддизм уже никогда больше не достигал на китайской земле своего былого величия. До нас не дошли сведения о том, какое именно участие принимал в гонениях на буддистов чэнсян Ли Дэю, но можно с уверенностью предположить, что «правая рука императора» не осталась в стороне от столь важного дела.

Рука Ли Дэю (точнее – его предусмотрительность) просматривается в том, как император У-цзун пришел к искоренению буддизма. В 842 году был издан указ, запрещавший колдунам и преступниками пребывать среди буддийских монахов. Заодно указ запрещал монахам личное владение имуществом, иначе говоря, император пытался устранить лазейку, использовавшуюся для уклонения от уплаты налогов. Хочешь владеть имуществом – вернись к мирской жизни, хочешь остаться монахом – передай свое имущество казне. Когда пробная акция прошла благополучно, настало время решительных действий…

С политической точки зрения враждебность императора У-цзуна к буддизму легко объяснима. Буддизм со своими множественными течениями, которые в глазах верующих обладают одинаковым авторитетом, и с верой в то, что достичь Просветления (то есть стать Буддой) способен каждый человек, совершенно не гармонировал с концепцией самодержавного единовластия Сына Неба. Гораздо удобнее опираться на конфуцианство, в основе которого лежит почтение к старшим и уважение к традициям, а также на даосизм, который, хотя и считается многими антагонистом конфуцианства, но на деле является приложением к нему. Дао-путь можно сравнить с путем, которым идут подданные под руководством императора, а Дао-закон – это закон императорской власти. К тому же на фоне утверждения о том, что каждый человек способен возвыситься до бога, титул Сына Неба как-то тускнеет…

Кстати говоря, примерно в одно время с императором У-цзуном правитель Тибетской империи Дарма тоже преследовал буддистов в своих владениях, за что впоследствии получил уничижительное прозвище Лангдарма («бык Дарма»). Дарма был убит стрелой, пущенной буддийским послушником Пэлги Дордже в 842 году, его гибель празднуется многими тибетскими буддийскими общинами по сей день. Вместе с Дармой, не оставившим наследника, погибла и Тибетская империя, распавшаяся на множество частей.

Ли Дэю удалось сохранять свое влияние на всем протяжении правления У-цзуна, но был момент, когда всесильный чэнсян сильно рискнул своим положением. В 845 году император захотел сделать императрицей свою любимую супругу Ван, которая не только радовала императора своими ласками, но и была ему надежной помощницей (вплоть до того, что поспособствовала его восхождению на престол). Ли Дэю отговорил императора от этого намерения на том основании, что императрицей не должна становиться женщина, не родившая императору сына. Известно, как мстительны женщины, а супруга Ван благодаря расположению мужа пользовалась довольно большим влиянием при дворе, но, выступив против нее, Ли Дэю сумел сохранить свое положение. Тем не менее император У-цзун стал относиться к Ли прохладнее. Это было закономерно, ведь Ли забрал в свои руки слишком много власти. Но с другой стороны, евнухи лишились своего влияния, цзедуши не осмеливались проявлять строптивость, рубежи империи казались неприступными (ненадолго, но всё же казались!), и даже вредная для государственного аппарата борьба между группировками Ню и Ли прекратилась, поскольку всеми делами заправляли «лийцы». Ради такой стабильности можно было примириться с существованием человека, который ее обеспечил, разве не так?

Загадкой императора У-цзуна стало отсутствие официально назначенного наследника престола. Известно, что у У-цзуна было по меньшей мере пять сыновей, но ни один из них не был избран отцом в наследники… Возможно, причина этого крылась в том, что со временем император ударился в мистику и возжелал бессмертия, ради чего даже сменил свое прирожденное имя Чан на Янь, потому что иероглиф «Янь» («炎») содержал два символа огня («火»), который гармонировал с землей, а земля, по поверьям, даровала защиту династии Тан. В иероглифе «Чан» («瀍») над землей («土») доминировала вода («水»), что выглядело неблагоприятным для танского правителя, носящего это имя[220]. Попутно император начал принимать алхимические пилюли бессмертия, погубившие не одного его предшественника, – как известно, чужой пример мало кого учит. Тому, кто ищет вечной жизни, наследники не нужны… Но пилюли вызвали отравление, которое в конечном итоге довело императора до смерти. Незадолго до этого евнухи из ближайшего императорского окружения издали от имени императора указ, провозглашавший наследником его дядю Ли И, тринадцатого сына императора Сянь-цзуна. Ли И имел репутацию простодушного человека, легко поддающегося чужому влиянию, так что не было ничего удивительного в том, что евнухи остановились на его кандидатуре. Образно говоря, Ли И считался при дворе человеком, способным сделать на борту лодки зарубку для того, чтобы после найти упавший в воду меч[221].

У человека, не знающего тонкостей повседневной жизни китайских императоров, может возникнуть вопрос: почему после удаления от двора Цю Шиляна и других влиятельных евнухов евнухи продолжали контролировать императора? Дело в том, что весь обиход Внутреннего дворца (императорских покоев) зиждился на евнухах. Только они имели доступ к супругам и наложницам императора, они же организовывали воспитание детей и обеспечивали все бытовые удобства. Тяжело больной император не покидал своих покоев, а стало быть, целиком пи полностью зависел от евнухов. Можно было в той или иной мере ограничивать политическое влияние евнухов, но отказаться от их услуг