Детям здесь простор. Старикам — покой. Маменька моя до самой смерти выезжать со своего хутора в город не желала. А вот супруге деревня не нравится. То театра не хватает, то мошкара спать не дает.

— Не сопротивляетесь?

— А мне оно надо? Я и без нее проживу. Это раньше, пока служил, мне тыл крепкий нужен был. А теперь — свобода. Хочу — сплю, хочу — гуляю. Разве с городом здешние места сравнишь? Один воздух, — Леон Стефанович вдохнул полной грудью, — вкусный, хоть ешь! А река! Заплывешь в затоку — чисто рай. Небо в воде купается. Или наоборот — глаз не оторвать. Я воду люблю…

Константин предпочитал осваивать роль слушателя. Улыбался про себя, сопоставляя по ходу генеральские речи с «мудрыми» пукелевскими наблюдениями. При упоминании о реке едва не вставил пикантную подробность с русалками. Удержался — перебивать собеседника не следовало — контакт со свидетелем еще никому не помешал. Ну и на международный конфликт нарываться не хотелось…

— О, повел мента старый дурень! — зло сплюнул в траву Зайчик. — Сейчас нагородит огородов, а нам потом выпутывайся. Договаривались же…

— Не бухти, Лева, — похлопал его по плечу Ян. — Старик свое дело знает. Бдительность усыпит, пивком накачает — будет начальник в шоколаде! И мы заодно.

— Да как-то затянулось все, — не унимался сосед, — напрягает. Вынюхивают, высматривают… Наши насторожились — днем ни-ни, а по вечерам шуры-муры и все такое прочее. Шел к тебе, кстати, у Ангела работа на подворке кипит. Не иначе, левак прячет. Тоже нервничает.

— Ему сам Бог велел. Там одной гуманитарной помощи на три области залежалось. А тебе чего нервничать? Не пьешь, не колешься, не воруешь — одно слово — ангел! Пашке конкуренция, — захохотал Донской. — Разве что за девочку прищучат? И на кой ляд мы ментуру втянули? Ну, пропал и пропал — да кому он нужен? Вон, «Славянка» три года пустует, может, хозяев перерезали давным-давно. И что? Тихо. Никому дела нет.

— Возможно, ты прав. А на сердце все одно кошки скребутся.

— Кошки — это хорошо. Особенно кошечки. Куда рванем? К тебе или ко мне?

Зайчик поморщился:

— Только не ко мне. Пусть Казимира в одиночестве неистовствует. Напялила новое бикини, собралась меня соблазнять. Нехай сидит до полуночи. Пока не замерзнет.

— Понимаю. Это квочка против девочки в кабриолете не имеет шансов. Но, между нами, Лев, на кой ты ее вообще сюда вез? Да еще браком законным сочетался?

Мужчины подошли к джакузи, встроенной выступом в бассейн. Взяли по бокалу. Выбрали напитки. Похрустели ледком из термоса. Опустились в мерно бурлящую воду.

— Хорошо…

На землю опускался погожий летний вечер. Солнце коснулось нижним краем вершин старых сосен. Переключилось на предзакатный режим. Тени приобрели креативный фиолетовый оттенок. Запахи стали острее. Звуки — наоборот. Жара уступила под натиском свежего ветерка.

— Хорошо… — Лев Львович одобрительно причмокнул языком и, отставив бокал, погрузился в воду. — Эх, всю жизнь бы так…

— Не верю, — тонкие губы Яна неприятно изогнулись в некоем подобии улыбки. — Не выдержал бы и пары часов. Что я тебя плохо знаю? Столько лет соседствуем! Так что там с Касей твоей?

— А что с Касей? Пробовал я бобылем пожить, да не жалуют в моей епархии холостяков! Стороной обходят. А ведь бился ледорубом о скалы — все во имя дела! Такие проекты разрабатывал! Таких спонсоров уламывал! Так нет же — либо в ЗАГС, либо на второй план. А мне на второй не хочется! На чужих нагорбатился, теперь хочу сам себе хозяином быть! Вот и приходится под общепринятые нормы прогибаться.

— Понимаю… — выражение лица Донского изменилось.

Глаза сузились, уголки губ поползли вниз, кожа на скулах натянулась. Записной красавец в один момент превратился в побитого жизнью, а заодно и молью мужика на пятом десятке. Такого бы без пропуска не то, что на столичное — на завалящее районное Ти Ви — ни один уважающий себя вахтер не пропустит. По почерневшему, осунувшемуся лицу можно было читать как по книге — когда пил, когда баловался наркотиками, когда — девочками, а когда и мальчиками.

Лев Львович с одного взгляда понял проблему, почувствовал родственную душу в сидящем напротив распиаренном звездуне. Засветился пусть и неискренней, но улыбкой, потянулся бокалом:

— Стало быть, выпить за это следует! Чтобы прогибы наши даром не прошли. Не грусти, дорогой товарищ, придет и на нашу улицу праздник.

— Так ведь пришел. Давно. И задержался надолго. И далее бы продолжался, если бы не Собесский! И кому понадобилось…

Он говорил долго и надрывно. Не стеснялся в выражениях. Не щадил ни ближних соседей, ни дальних. Улыбка застыла на губах единственного слушателя.

«Надо же, — думал Лев Львович, — как распинается! Не иначе у самого рыльце в пушку по самую макушку. А как чистеньким выглядеть стремится! И рожа, кто бы мог подумать? На экране так аппетитненько выглядит, хоть облизывай. Я уж грешным делом думал, старый дурак! Наломал бы дров — не простил бы Ростик. Тьфу-тьфу-тьфу».

Он поискал глазами дерево, не нашел. Вздохнул, плеснул в бокал из бутылки и переключился на более приятную тему для размышлений.

Донской почувствовал потерю интереса со стороны собеседника. Выругался про себя: «И с чего вдруг такие откровения?» Залпом допил свой коктейль. Прикрыл глаза. Погрузился в воду. Теперь тишину вечера нарушало лишь приятное бульканье в джакузи.

«Вот и хорошо, — обрадовался такому повороту ситуации гость, — отдыхать, так отдыхать!»

И последовал примеру приятеля.

От затянувшейся медитации их отвлек посторонний шум за пределами участка. За скрывавшими двор от посторонних глаз самшитами послышались торопливые шаги. Кто-то шел мимо. Спотыкался, задевал кусты и крапивные заросли. Матерился, рефлексируя неудачный маневр.

— Уж не по нашу ли душу? — шепнул Зайчик. — Милиция не дремлет?

— Это вряд ли, — не согласился Ян, — дремлет и еще как. Скорее, кому-то из наших неймется. Может, господин генерал?

— Еще чего! Этот пердун спать с петухами ложится.

— Скорее, с курочками.

— И то правда. Тогда кто? Ангел? Семашко? Или наша амазонка вышла на охоту?

— Люсьен, что ли? Я тебя умоляю! Ей такой мачо достался! Небось, охмуряет мента.

— Такая охмурит до смерти. Ох, не завидую я майору!

Неизвестный, еще трижды вспомнив нечистого и послав местные электросети ко всем известной матери, удалился в сторону развилки. Нечаянные свидетели позднего променада не стали устраивать ему почетный эскорт, вернувшись к смакованию эксклюзивных напитков и водных процедур. Каждый из них чувствовал неискренность собеседника, но выводить того на чистую воду не собирался. Уж лучше в шатком мире жить, чем в ополчении на вражеские пули нарываться.

К тому