Еще минута матери Клавдии потребовалась для объяснения. Наконец до квартиранта дошло: бабка требовала отнести ее в уборную.

— Нет, мамаша, увольте! Я на роль пажа не нанимался! Ищите дурака!

— Да где ж его найдешь? — удивилась бабка. — Коли в наших краях одни старики да старухи остались. А которые работящие, с утреца в поля ускакали. Тащи сам, кому говорят!

Наглость бабы Стефы лишила парня дара речи. Он сел в кровати и тупо заморгал в сторону разбушевавшейся фурии. А та не унималась, в результате Ярославу удалось узнать о себе много нового. Увы, от широты и разнообразия указанных старухой достоинств самооценка лейтенанта претерпела существенное колебание в сторону нуля. Но гораздо более терзаний последней его беспокоили перспективы совместного со Стефанией Вацлавовной общежития. Правда, до окончания командировки оставались считанные дни…

— … но тут и за день крыша поедет, если вообще до рукоприкладства не дойдет.

— Я те покажу: рукоприкладство! — взъерепенилась бабка. — Я щас милицию вызову. И гору прямо на пороге наложу, терпение мое на исходе, имей в виду, фулиган эдакий!

— Милицию не надо. И гору тоже, — сдался Ярослав. — Вас как в туалет, на руках или на телеге доставить? Музыки не желаете ли добавить?

— Издеваешься? — метала гром и молнии старуха. — Да я щас…

Окончания электрического разряда Ярослав ждать не стал, подхватил бабку подмышки и поволок за дверь. В том же темпе он упаковал скандалистку в уборную, с энтузиазмом задвинул шпингалет и облегченно вздохнул:

— Миссия выполнима! Что дальше?

— Ирод… — взвыла старуха за дверью санузла.

— Будете скандалить, запру на весь день, — отрезал «благодетель», — так сказать, все удобства будут у вас под боком. Есть контакт?

Контакт был. Старуха занялась делом, предупредив о примерном времени освобождения. И благословила жильца на кулинарные подвиги:

— Яички-то в курятнике подбери. Сало в кладовушке. Лук Клавдея вчера в клети положила. И огурцов из бочонка достань. Дальше сам сообразишь, не мал уж, паразит хренов…

— Будем живы — не помрем, — Ярослав успешно проигнорировал последний комплимент и отправился на поиски указанных продуктов питания.

По дороге из амбара в кладовую ему вдруг захотелось укропчика. И редиски. Вспомнился любимый мамин весенний салат.

— Не заглянуть ли в огород любезной Клавдии Романовны? Для молодой зелени самое время.

Зелень на любовно ухоженных грядках уродилась знатной. Помимо редиски и укропа Ярослав не удержался от соблазна проредить ровные рядки лука и салата.

— Молодым деятелям огородных искусств физкультпривет! — проорал в прореху покосившегося забора сосед. — А Клавка че, на выходном?

И, не дожидаясь ответа, погнал двух пестрых коров к задержавшемуся у моста стаду.

— Ниче, пущай молодые маленько погорбатятся, не убудет, — подхватила эстафету бойкая молодица с груженой бельем корзиной.

Крутые женские бедра, туго обтянутые веселеньким ситцем, вызвали у Пукеля особый интерес.

Он оставил в покое салатные рядки и подошел к забору, откуда открывалось во всей красе летнее деревенское утро. В нем присутствовали: и роса, алмазными каплями сверкающая в траве, и пронизанная солнечными лучами зелень берез, и обильно цветущий вдоль улицы жасмин, и желтеющие под пронзительной синью поля рапса…

— Эх, диво-дивное… — пролепетал блаженствующий посреди всей этой натуральной гармонии Ярослав. — Поселиться бы тут и любоваться. День и ночь…

Грохот в глубоком тылу хозяйского двора безжалостно оборвал лирическое отступление. Падение с небес получилось коротким и опустошительным. Похоже, Стефания Вацлавовна не справилась с управлением и пережила совсем не мягкую посадку.

— Ладно, не будем суетиться, — оценил положение Ярослав. — Отлежится, придет в себя, тогда и займемся эвакуацией. А пока перейдем к завтраку.

Оглянувшись напоследок, он запечатлел в памяти чудесные пасторали. Поворачиваясь к дому, краем глаза отметил суету на среднем плане. Погоня? Прям как в кино… Отмахнулся от навязчивой идеи, разочарованно вздохнул:

— Ни в чем нет совершенства, такие дела.

И вернулся к насущным обязанностям.

Автопортреты в различных интерьерах. Продолжение

— И что из этого следует? — Константин в упор разглядывал не дающую покоя картину.

Вроде бы ничего особенного — скукоженный мужик и брызги разноцветных стеклышек. Типа разбитого вдребезги калейдоскопа. Цвета мало сказать, что сдержанные. Никакущие цвета. Да и формы так себе. А пронизывает насквозь.

— Видать, талантлив был у нас папенька. А сынок не удался…

Его передернуло при воспоминании о расставленных в парке металлических монстрах. Хотя, ничего страшного в них нет — обычные симптомы белой горячки. Рваные линии, ахроматические контрасты, преломление перспектив и ближних планов. А тут… Композиция увлекала зрителя в сюрреалистическую воронку и несла с огромной скоростью в глубину полотна. И дальше сквозь краски, грунты, холсты и даже стены. В мрачную темноту вопиющей реальности. Бесцветной, беззвучной, бестелесной.

— Однако резонанс прямо из рая в ад — больше ничего похожего на ум не приходит. А может, мастер именно это и писал? Надо будет у искусствоведов спросить. Зацепило меня конкретно. Неудивительно — могучая сила искусства. А что сынок, проникся? Разве что с катастрофическим опозданием… И то вряд ли…

Он встал, подошел ближе. Для чего-то пощупал фактуру полотна. Зачем-то принюхался. Нечаянно поймал свое отражение в оконном стекле — растерянный и слегка взлохмаченный мужик средних лет. С какого перепугу бабы на таких западают? Ведь еле вырвался вчера из цепких рук Люсьен. Да что там рук…

— После такого порядочные кавалеры обязаны сразу нести даму в ЗАГС. А ведь зарекался не переходить границ. Такие дела… Одно радует — сама дама не горит желанием быть отнесенной по указанному адресу на руках. Неподходящая партия? Оно конечно, но вряд ли этот досадный штрих стремительно разворачивающегося романа является главной причиной нежелания. Скорее, на той стороне луны партия чрезвычайно выгодная. Вот оно! — Константин снова взглянул на картину. — Рассыпающиеся в пух и прах иллюзии. За что, как говорится, боролись…

Удовлетворенный личностно ориентированной трактовкой сюжета, он покинул павильон и перешел к ограде. Вот что не давало покоя сыщику на протяжении суток! Следы. Слишком острыми они казались даже по прошествии нескольких дней. Слишком беспорядочными.

— Такое ощущение, что беднягу волокли в ящике. Скорее, даже сразу в двух. И почему-то углом… — он присел, прикинул глубину борозды. — Да и легковат оказался труп. Разве что расчленили…

Собранные факты не желали укладываться в единую схему преступления. Зловеще пузырились на поверхности сознания отвратительными злокачественными образованиями. Оглушительно лопались, оставляя на с трудом возведенных стенах мрачные потеки и подозрительные пятна.

Стены не выдерживали позора и рушились под натиском противоречий.

Престижное подыгрывало ситуации: лживые показания, странные имена, сотни версий и отягчающих обстоятельств. Внешний лоск и внутренняя испорченность. Публичные благодеяния и