вот уже долгое время не мог разобрать запаха, резкого и стойкого, присутствующего здесь. И теперь, наконец, он кажется догадался, пахло краской и водкой, единовременно.

Ещё кое-что приметил Антон Андреевич. Вокруг него, на полу, возле стен, стояли картины, без рам, некоторые недописанные, и всё же, на них угадывалось одно и то же лицо юноши.

Увидев удивление гостя, Ираида Денисовна, поспешила представить ему объяснения.

– Это художник, – сказала она, махнув рукой в сторону картин, – Жил в этой комнате, простужался то и дело, так я лечила его. Всё рисовал себя и говорил мне, с важностью, что намерен запечатлеть свой образ на века, для грядущих поколений. Откладывал день оплаты, всё откладывал, да откладывал, а после и вовсе пропал, будто никогда и не было.

– Ираида Денисовна, – произнёс осторожно Смыковский, – я ведь собственно, не из-за комнаты нашел вас и сюда прибыл.

– Не из-за комнаты, – разочарованно повторила Кутайцева, всплеснув руками, – а для чего же?

– Я о сыне вашем желал бы говорить.

– О Филаретушке? Да ведь он как раз и жил в этой комнате, покуда не устроил себя в дом богатых господ и не стал там учительствовать, с тех пор, я почти и не видела его.

– А разве теперь он не здесь? – спросил Смыковский, глядя на Ираиду Денисовну всё ещё с надеждой.

– Отчего же здесь? Ему и не должно тут быть, коли появился бы он у меня, стало бы это означать, что прогнали его хозяева и нужно новое место искать. А Филаретушка говорил очень трудно устроиться нынче.

– Дело обстоит так, – принялся объяснять Антон Андреевич, – Филарет Львович, ваш сын, некоторое время назад, служил учителем именно в моем доме. Я хорошо знаю его, и оттого пришел затем, чтобы помочь.

– Не разберу я сразу, – пожаловалась женщина, – Чем же помочь? И кому?

– Мне стало известно, что супруг дочери вашей, по неосторожности, имел несчастье сделаться должником, и после, не выдержав давления кредиторов, свел счёты с жизнью. Теперь же все долги его являются вашими, и вы страдаете от невозможности вернуть их. Так ли это?

– Путанно, ой, путанно как вы говорите… А уж не ошиблись ли вы, к примеру адресом, господин Смыковский?

– Нет, нет, – опроверг Антон Андреевич, – Ошибки здесь быть не может определенно, и совпадения случайного так же. Вы владелица шестнадцатого дома в Ольховом тупике, имя ваше Ираида Денисовна Кутайцева, а сына вашего имя – Филарет Львович.

Ничего не ответив, окончательно сбитая с толку женщина, качнула утвердительно головой и развела руками.

– Тогда ответьте мне, любезная Ираида Денисовна, имеется ли у вас дочь?

– Дочь я имею, точно так, тут вы правы. Да вы теперь же ее увидите, Елизавета! – позвала громко Кутайцева, – Елизаветушка! Покажись! Выйди к нам, дружок!

Тот час же в комнате появилась маленькая девочка лет одиннадцати, светлоглазая, да нечесаная, робко подошла она к своей матушке, и взяла ее за руку, прячась за широкий подол цветной юбки.

– Вот она, моя родная доченька! – гордо произнесла Ираида Денисовна, ласково погладив девочку по растрепанным волосам.

– Это и есть ваша дочь!? Но как же?.. Ведь она так мала ещё… – Антон Андреевич не находил более слов.

– И впрямь мала, несмышлёныш, видите, никак не может у неё быть супруга, да ещё задолжавшего и чтобы счёты с жизнью сводил.

– Однако мне доподлинно известно о тяжких обстоятельствах, в которых находится сейчас ваша семья. По этому поводу, позволю себе узнать, а нет ли у вас ещё одной, но все же взрослой дочери?

– Эх, батюшка, – вздохнула Ираида Денисовна, – ничего-то от вас не утаишь, не скроешь. Верно, верно, могла бы быть и ещё одна дочка, теперь уж совсем взрослая была бы, да утонула она, ещё и пяти ей не было. А потом уж я Филаретушку родила, да вот и Лизоньку.

Антон Андреевич слушал ее с ужасом. Произошло то, чего опасался он более всего другого, и теперь нашлось этому ясное, непреодолимое подтверждение. Филарет Львович обманул Анну Антоновну, воспользовавшись ее любовью к нему, бесконечным ее стремлением совершить, что угодно, только бы доказать ему преданность свою. Не было никакого долга, никакой угрозы существованию его, как не было и проигравшегося в карты супруга сестры, всё оказалось ложью, коварной уловкой, и самое страшное, что Анна Антоновна отдала свою жизнь ради этой лжи.

Как ни тяжело было Смыковскому осознавать всю эту горестную правду, тем не менее, опомнившись, он заставил себя продолжить столь неприятный разговор.

– Возможно ошибка все же произошла, – пояснил он сбивчато Кутайцевой, на ходу подбирая верные слова, – скорее всего, мне была неправильно истолкована суть произошедшего, и всё же, прошу вас не принимайте за обиду слова мои, но я успел заметить, что в средства вы и в самом деле нуждаетесь.

– Для чего же видимое отрицать, – ответила женщина, – нуждаемся, да, нуждаемся и очень, пожалуй, этого не скроешь, тяжко живем, редкий день посчастливится и отобедать и отужинать. Едим один раз на дню, поутру обычно, и не от того, что вялый аппетит имеем, совсем не от того.

С этими словами, Ираида Денисовна, стерла наскоро слезы, появившиеся на глазах, стараясь сделать это незаметно, и потому отворачиваясь.

– И Филаретушка не жалует нас, – добавила она с грустью, – прислал записку однажды со своим знакомым, так ведь это ещё осенью… Обещал правда, что вскорости дела его на лад пойдут, и он сумеет подсобить нам и даже забрать нас к себе. Но видно попусту обещал… С тех пор ничего мы о нем не слыхали.

Смыковскому стало жаль Ираиду Денисовну, он взял ее за руку, затем девочку погладил по голове, и принялся говорить первое, что явилось в голову ему, и казалось теперь единственно верным утешением.

– Полно, в самом деле, довольно уж вам печалиться. Утешьтесь. Я верно знаю, отчего Филарет Львович писал вам такую записку. Он говорил мне как-то, что предложили ему очень выгодное место, и он обязательно предложение примет. Так я полагаю, что и внезапность его исчезновения, всё к этому же отнести возможно. Разумеется, он устроился где-то, и скоро, совсем скоро непременно даст вам знать о себе. Однако осталось между нами ещё одно важное дело, – добавил он.

– Да какое же ещё дело? – насторожилась женщина.

– Я уж объяснил вам, что Филарет Львович покинул мой дом без прощаний, совершенно вдруг. И оттого я не успел даже выдать ему положенного жалования. За три осенних месяца. Поэтому я прошу вас с убеждением, чтобы вы приняли от меня сейчас жалование сына.

– Принять? Мне?! – переспросила она, и заулыбалась неловко, стараясь