До этого дня. 

В работе мне отказали абсолютно везде, даже в захудалой таверне, хозяин которой хорошо знал меня вот уже несколько лет. Он же и поделился со мной причиной, которую другие озвучить в глаза постеснялись: 

- Не видать тебе больше работы в столице, Лицка, а если кто возьмет, с делом своим может заранее попрощаться - так на собрании в торговой гильдии сказали. А если галеций Фалдруд что-то обещал, он это обязательно выполнит. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В академию я вернулась в растрепанных чувствах. Нет, я всегда знала, что у аристократии длинные руки, но никогда не подозревала насколько. Раньше мне просто не приходилось так близко сталкиваться с реальными представителями власти, а теперь я натыкалась на них на каждом шагу. 

Мне больше не найти работы в столице. А значит, за имеющиеся возможности я должна цепляться и руками, и ногами. Да что там цепляться? Вгрызаться зубами, а иначе мне нечем будет платить за общежитие. А иначе я ничем не смогу помочь Дому Покинутых. 

Учебная неделя пролетела мимо меня. Я все больше думала о том, где взять денег для Старшей Сестры, понимая, что заработанного мною будет недостаточно, но занятия не забрасывала. На пары ходила исправно, домашние задания делала и на уроках отвечала, если меня спрашивали. 

Мне нравилось учиться. Разобравшись с азами, я больше не испытывала трудностей в понимании происходящего, а потому с интересом и любопытством относилась к новым темам, но полученных знаний мне вдруг оказалось мало. 

На уроках я справлялась с заданиями слишком легко и чувствовала, что теряю время. Пока другие тратили на практику по две пары, я большую часть занятий просто сидела и смотрела в окно. 

То ли дело занятия с куратором. За три часа в день мы изучали гораздо больше, чем на уроках. Я перегнала свой курс на две темы вперед, имея прямой доступ к источнику знаний. Сначала преподаватель Вантерфул давал мне книги для самостоятельного изучения, а уже после прочтения разъяснял то, что вызывало у меня вопросы. 

Мы разбирали структуры плетений, успешно изучили несколько заклинаний по обнаружению нежити и даже упокоили наглого хомяка. Проблема была в том, что я на примере трех первых классов подцепляла своеобразные нитки и отправляла по ним импульсы, что абсолютно не подходило для умертвий четвертого класса. 

Они больше походили на живых, обладающих даром, а потому магия, поддерживающая их жизнь и разум, была заперта внутри их тел. Чтобы до нее добраться, нужно было проникнуть через барьер, своеобразную защиту, расправившись сначала с ней, а уже потом устанавливать связь. 

Перехватить управление при этом было нереально. При вскрытии защиты имелась всего секунда на то, чтобы использовать один любой импульс. Заклинание упокоения воспроизводилось быстрее, чем заклинание управления. Собственно, именно поэтому четвертый класс и считался неуправляемым. 

С основными занятиями мы укладывались в три часа, но обратно в общежитие я не спешила. Обычно оставалась делать домашнее задание под присмотром галеция, а если ему нужно было уйти, то сидела в единственном здании на кладбище в одиночестве. 

Меня не пугали мертвые, что находились в склепах буквально за стенкой. Даже если кто-то вдруг выкапывался на кладбище, я не испытывала страха. Наверное, потому что знала, что бояться нужно живых. 

На выполнение домашних заданий у меня обычно уходило от часу до двух. Потом я шла на ужин, который неизменно проводила в компании Бет и Энаро. Рядом с ними я могла расслабиться и просто болтать ни о чем, с удовольствием слушая рассказы огневика. 

Его истории всегда были настолько смешными, что я немного завидовала ему, а точнее сожалела о том, что не учусь вместе с ним на курсе. Казалось, у первого курса огневиков каждый день был сплошным весельем. 

Я привыкала к академии. Чувствовала, что постепенно расслабляюсь в этих стенах. Напряжение первых дней сходило на нет. Друзья воспринимались так, будто мы знаем друг друга уже тысячу лет, а враги... 

Врагами и оставались. Мы с Дионикой больше не пересекались даже в столовой, она не нарывалась на очередные разборки и, кажется, успокоилась, чего я о себе сказать не могла. Каждый раз, когда я видела ее в коридорах, ненависть внутри меня поднималась обжигающей волной. С тех пор как у меня проявился огонь, чужую смерть я ассоциировала исключительно с пеплом, так что не удивительно, что моя ненависть жглась. 

Правда, я старалась держать себя в руках. Не отступила, нет. Не забыла и не простила, но пока усугублять свое и без того шаткое положение не желала. Я должна быть готова к новой стычке, потому что драть друг другу волосы - это одно, а уничтожать чужую жизнь - совершенно другое. Ни власти, ни денег у меня не было, а значит противопоставить девушке я пока ничего не могла. 

Нет, конечно, галеций Вантерфул ясно дал мне понять, что я могу обратиться к нему за любой помощью, но использовать мужчину я не желала, как не желала пренебрегать его хорошим ко мне отношением. За эту неделю я привыкла к тому, что он постоянно присутствует в моей жизни и была несказанно благодарна ему как человеку. 

Да, понимала, что он при этом имеет свои выгоды - научную работу обо мне и моих достижениях он писал ежедневно - разок мне даже удалось увидеть ее часть краем глаза, но давал мне куратор гораздо больше, чем брал в ответ. 

В конце концов, его научная работа меня ни коем образом не тяготила. 

Но к чему я никак не могла привыкнуть, так это к постоянным встречам с Леу и Ио, потому что к поведению этих двоих просто невозможно было привыкнуть. 

И если огневик мне был искренне симпатичен как человек, чем-то напоминая Энаро - такой же деятельный и неугомонный, но гораздо увереннее в себе и порядком навязчивее в проявлении своих симпатий, то Ионтин все больше нарывался на месть. 

А ведь банка с краской лежала в моей тумбе и по-прежнему ожидала своего часа. 

И дело было совсем не в Дионике, мстить которой основания у меня имелись куда весомее, а в поведении самого Ио. Каждый проведенный с ними рядом день в отданные им под наказание три часа некромант делал абсолютно все, чтобы я отказалась иметь с ними хоть какие-нибудь дела. Не понимал он просто, что у меня нет других вариантов. Что от работы я не откажусь в любом случае, даже если уязвленная гордость станет требовать обратного.