Когда он ехал домой, он уже не думал о Насте. Его продолжала мучить мысль – как развить ленинское наследие?

«Какую партию можно назвать по-настоящему коммунистической? – в который раз спрашивал он самого себя. И отвечал. – Ту, которая реально способствует движению человечества к коммунизму. Так. А дальше?.. Дальше надо обеспечить развитие. Когда Ленин создавал партию большевиков, были совсем другие условия. Ленинская идея партии должна быть уточнена, чтобы вобрать огромные изменения, произошедшие в мире. В общем, ленинские идеи – не что-то, чему надо молиться, а что надо развивать. Основа для творческой работы. Всегда надо идти вперед. Это как бы направление. Нужна конкретика…» – Он пытался найти эту конкретику. И чувствовал – не получается. Он даже не понимал, в какой сфере деятельности ее искать. Отсутствие результата удручало. Как и погода за окном автомобиля. Он терпеть не мог промозглость.

Николаша был дома. Смотрел телевизор.

– Кушать хочешь? – спросил Анатолий Николаевич.

– Нет. Меня мама покормила. – Николаша не отрывал глаз от экрана.

– Как учеба?

– Нормально.

– Двойки есть?

– Нет.

– Как листовки?

– Нормально. Клеим, бросаем в ящики.

Общение с ребенком состоялось. Можно было ставить точку.

– Я устал. Может, и тебе лечь?

– Пап, я досмотрю.

– Ладно. Сделай потише. Спокойной ночи.

Он быстро заснул. Ему виделся Ленин, который смотрел на него добрыми глазами. «Что же вы, батенька, не можете найти конкретику?» – говорил Ленин. «Я стараюсь, – оправдывался Анатолий Николаевич. – Я найду. Владимир Ильич, найду обязательно». Ленин размышлял над его словами, но тут раздался какой-то шум, Анатолий Николаевич на секунду выскочил из той зыбкой реальности, в которой пребывал, глянул туманным взглядом на собственного отпрыска и вновь ушел в другую реальность, успев на излете подумать: «Надо было у него спросить…»

Утром в машине он просматривал газеты. Подобное занятие успело войти в привычку. Предвыборная лихорадка вконец захватила страну. Газетные полосы теснили агитационные тексты, призывы поддержать ту или иную партию. Статьи непременно выезжали на добрые дела каких-то кандидатов в депутаты либо на серьезные грехи, не допускающие ни малейшей возможности продолжения политической карьеры.

Казалось – нет и не может быть других тем в нынешний период российской жизни.

Анатолий Николаевич принялся читать про то, что российское ядерное оружие – вот единственный фактор, который мешает Соединенным Штатам превратить весь мир в однополярный. Россия в начале двадцать первого века – единственная страна, уничтожить которую США могут лишь ценой собственной гибели. Вот почему так называемые демократы по указке США пытались разрушить армию. Но не успели. Хорошо, что нынешняя власть понимает роль армии, бережет ее. И надо поддержать на выборах тех, кто спасал армию и ядерный щит России.

Тут произошло нечто важное. Возникла мысль. Он нашел. Ту самую конкретику. Ленин утверждал, что мировому империализму противостоит международная солидарность трудящихся. И это отвечало действительности. Тогда. Но сейчас? Разве в начале двадцать первого века международная солидарность трудящихся играет хоть какую-нибудь роль? Нет и нет! Империалистическому оплоту может противостоять только Россия. И лишь до тех пор, пока обладает ядерным оружием.

«Вот оно, – завороженно думал Анатолий Николаевич. – Я нашел. Смог. Ленин был бы доволен».

Повернувшись к Валентине, он выплеснул на нее поток слов:

– Помнишь, я говорил тебе, что ленинские идеи – не то, чему надо молиться, а то, что надо развивать? Смотри. – Он показал ей статью. – Здесь про то, что современному империализму в лице США может противостоять только Россия. Но лишь до тех пор, пока владеет ядерным оружием. А по Ленину международному империализму должна противостоять международная солидарность трудящихся. Что, Ленин ошибался? Нет! Просто за прошедшее время ситуация в мире полностью изменилась. И не учитывать этого нельзя. Так что сейчас вместо солидарности – ядерное оружие. А в будущем – что-то еще. Поняла?

– Ты молодец. – Она смотрела на него с восхищением.

«Ленин был бы доволен… – вернулась приятная мысль. – А почему он не сказал? Не мог? Хотел, чтобы я сам нашел?.. Скорее, второе».

Дорога накручивалась на колеса, утягивая машину всё дальше. Лес добродушно расступался перед ними. Будущее казалось Анатолию Николаевичу прекрасным.

– Короче, мы присутствуем на встречах Зюганова пассивно. – Григорий окинул взглядом присутствующих. – Важно зафиксировать, что он говорит, как агитирует за КПРФ, за Квасова. Какие доводы приводит. Никаких иных действий. На встречи…

Тут заиграл свою привычную мелодию мобильный. Григорий поморщился – не вовремя. Глянул на высветившийся номер – звонила Мария. Палец нажал зеленую кнопку.

– Как твои дела? – выпалил знакомый голос.

– Нормально. Я очень занят. Перезвони минут через двадцать.

– Стой! Стой! Пришли машину. Я прилетела. Я в аэропорту.

Этого не хватало! Она решилась. И что теперь? Самое лучшее – послать к ней водителя с обратным билетом. Но билета не имелось, да и водителя не стоило вмешивать в личные дела.

– Жди, – сказал Григорий и надавил красную кнопку. – На встречи пойдет Андрей, – вернулся он в русло прежнего разговора. – Собери всё, что будут раздавать, запиши выступления на диктофон. И пусть немедленно сделают расшифровку.

– Я знаю. Не в первой.

– Хорошо. Я ненадолго отлучусь. Продолжайте работу.

Никогда прежде Григорий не ехал в аэропорт с такой неохотой. «Вот, дура, – злился он. – Учудила».

Мария ждала его в кафе. Сидела за столиком. Увидела Григория издалека, замахала рукой. Радостное выражение приклеилось к ее лицу. Как только он приблизился, полезла целоваться. Григорий сел.

– Поехали. – Нетерпение наполняло ее голос.

– Подожди. Сядь. Надо поговорить.

Она удивилась, но заняла стул.

– Зачем ты прилетела?

– Как?.. – Непонимание наполнило карие глаза. – Тебя хотела увидеть.

– Я не просил тебя прилетать.

– Я… хотела тебя увидеть. Что в этом плохого?.. – Тут игривое выражение появилось на ее вытянутом, ухоженном лице. – Помимо прочего, я живой человек. Мне нужна половая жизнь.

Его лицо сохранило суровость.

– Сейчас много работы. Мне абсолютно некогда заниматься тобой… Тебе лучше уехать.

Пауза была непомерно долгой. Наконец прозвучало:

– Ты завел себе любовницу?

– Ты говоришь так, словно ты – моя жена.