Большинство заклинателей в такие периоды испытывали небывалый душевный подъем и прилив энергии. Большинство нелюдей также становились сильнее. Кристофер же всегда бывал болен в эти дни. Тем не менее, против обыкновения, сегодня маг не ощущал ни лихорадки, ни слабости: внутри было светло и тихо, словно установилась наконец некая гармоничная связь, словно чей-то одинокий голос попал в унисон великому хору. Полная луна неспешно плыла по венам, восходя по скрытым меридианам к самым вершинам сознания. Полнолуние созревало и крепло. Полнолуние происходило в его крови.

Поддавшись гипнотическому очарованию светила, одинокий созерцатель и не заметил, как утекло время. От тяжелого дурмана не осталось и следа, но и сон как рукой сняло.

Премьер нервно повел плечами и пожалел, что не захватил с собой чего-нибудь теплого: весенние ночи обманчиво ласковы. Вот и теперь — неизвестно почему сделалось зябко. Нужно вернуться в комнату, улечься и попытаться уснуть.

Обернувшись, Кристофер вздрогнул от неожиданности и замер в потоке света. Красота бледного лица в обрамлении чёрных как смоль волос казалась театральной, почти невозможной — и гость его откровенно залюбовался этой контрастной красотой.

Лорд Эдвард часто посещал главу службы ювелиров в рабочем кабинете, но впервые снизошел заглянуть в его личные комнаты. Правитель явился совершенно бесшумно и молча стоял за его спиной, залитый тем же серебряным сиянием: пряди волос струятся, сатиновые лунные блики бесстыдно играют на них; молочно-белая кожа будто светится изнутри. Весенняя луна цветёт и надвигается.

Суверен Ледума не посчитал нужным обозначить своего августейшего присутствия. И только едва уловимое движение воздуха, легкий холодок, подобно слабому электрическому разряду пробежавший по кончикам пальцев аристократа, выдавал совершившееся перемещение.

Следовало немедленно склониться в глубоком поклоне. Однако, памятуя недавнюю свою нерасторопность и неприязненную реакцию лорда, Кристофер опасался, что подобного приветствия окажется недостаточно, чтобы исправить ситуацию и деликатно сгладить углы. А Кристофер был признанный мастер сглаживать углы.

Второй раз испытывать терпение лорда, и без того весьма короткое, аристократу совершенно не хотелось. А потому он решился немного нарушить регламент и простерся перед вошедшим в земном поклоне, по всем правилам складывая руки. Таким образом принято было выражать сожаление и просьбу даровать возможность исправить ошибки.

Это был традиционный поклон, соединённый с извинениями.

Так полагалось приветствовать лорда простолюдинам, если тем когда-нибудь доведётся попасться ему на пути. Такого ритуала потребовал лорд Октавиан Второй Севир от всех остальных правителей городов на приближающейся церемонии, где он должен вступить в права верховного лорда.

Так пресмыкается змея, не имея возможности когда-нибудь подняться с земли.

Это было уже не формальное приветствие — преклонение слабого перед сильным, демонстрация высшей, абсолютной степени покорности. И Кристофер в полной мере прочувствовал унижение этой позы, с благоговением касаясь лбом прохладного пола.

Глава службы ювелиров всегда чутко угадывал настроение лорда, и в этот момент проявить подчёркнутое раболепие показалось как нельзя более уместным. Кристофер опасался какой-нибудь внезапной сцены, новой вспышки гнева. В характере правителя с тревогой замечал он не только раздражительность и властолюбие, но и изрядную долю мстительности. Стоило однажды вызвать неудовольствие лорда, и вернуть обратно его расположение было практически невозможно, хоть и жизненно необходимо. О, как боялся он досадить своему божеству, потерять его переменчивую привязанность! В сердце своём возвел он тайный культ. В сердце, полном преданности и почти религиозного экстаза.

Однако, кумир его молчал. Кристофер был знатоком этикета и совершенно точно знал, что лорд удерживает его в позе покорности дольше, чем следует. Гораздо дольше, чем того предписывал устав. Ему уже следовало либо принять предложенный знак раскаяния, либо отказать, если тяжесть содеянного велика, и одних только извинений, даже самых почтительных, недостаточно.

Но правитель молчал! а неловкость и острота ситуации нарастали. И премьеру как будто слышалось — или только казалось — смутное дыхание стоящего над ним.

Утомившись от волнительного ожидания, Кристофер перестал отсчитывать про себя время и как будто даже привык к такому положению тела. Долго сохранять напряжение было физически невозможно: когда оно достигло апогея, когда растворилось вместе с последними осколками гордости, аристократ утонул в собственном смирении.

— Довольно.

Захлебнувшись этим голосом, он выпрямил наконец спину и с благодарностью принял протянутую лордом руку. А надо сказать, лорд нечасто подавал руку для поцелуя, и это, несомненно, можно было расценивать как знак его милости. И Кристофер очень надеялся, что повелитель Ледума действительно смягчился.

Угрожающе переливались на пальцах боевые алмазы — верные камни-убийцы. В поздний час лорд Эдвард был без «Властелина» и полностью безоружен, но с этими камнями он не расставался никогда. Прозрачные лезвия силы, лишившие жизни многих — после последнего инцидента касаться их губами являлось равносильным тому, что целовать плеть, которой был выпорот. Но таково было желание гостя, и Кристофер, забывая дышать, склонил голову и осторожно поцеловал опасные белые перстни.

Грани были остры и окрашены энергетикой крови. И привкус этой чужой крови оставался на губах, сладковатый, терпкий, тошнотворный. Казалось, еще немного, и губы тоже начнут кровоточить, порезавшись об убийственную остроту.

В глубине камней что-то шевельнулось. Чувствуя движение магической силы, Кристофер пришел в ужас, но не осмелился прервать поцелуй. Как всякий практикующий маг, он имел устоявшиеся предпочтения в минералах и почти всегда останавливал выбор на сапфирах. По природе своей синие корунды были совсем иными: благородные, спокойные… вовсе не такие нервные, своевольные и агрессивные, как их прозрачные собратья, которые вдобавок плохо поддавались контролю.

Алмазы осветились изнутри, чуть ярче, будто с любопытством. Должно быть, впервые за долгую службу их знакомили с кем-то, кого не требовалось убивать. Кажется, камни уяснили желание хозяина и запомнили слепок ауры того, которому нельзя причинить вред.

Это было первое прикосновение к живому человеку с тех самых пор, как ему была пожалована чёрная лента премьера. О, и как же истосковался он по прикосновениям. Не удивительно, что дыхание немедленно сбилось, а сердце отозвалось смущенным трепетом. И он целовал алмазные перстни и отдающие им жестокие приказы пальцы, целовал до тех пор, пока лорд, удовлетворившись, не отнял руку.

— Как дымно, — лениво замечает правитель, едва раскрывая рот. Четко очерченные губы плотно сомкнуты, что придает лицу выражение строгое и недовольное.

— Мне прекратить курить и табак тоже? — чуть слышно вопрошает Кристофер, обращаясь будто к самому себе.