Мою тетрадку он просматривал дольше всех, то и дело поглядывая на меня своими хмурыми серыми глазами… Я неловко отвернулся. Мне запомнилось написание некоторых слов, но падежи и прочее давались с большим трудом… А вернее сказать они мне вообще не давались. Когда я перечитывал собственную работу, она звучала мягко говоря странно; Икари, судя по всему, пытался понять, это я так над ним издеваюсь, или у меня действительно проблемы с головой. В итоге он поставил жирную четвёрку. С плюсом. И то лишь потому, что я заикнулся про дисслексию.

— Благо-дарю, — сказал я, принимая свой листочек.

Мурасаки у меня за спиной надменно хмыкнула:

— Идиотка, — и протянула свою тетрадь.

Она начинает действовать мне на нервы… Немножко. Самую малость.

Во время длинной перемены, посвящённой обеденному перерыву, обнаружилась ещё одна неприятная вещь:

— Я забыла обед…

Второй раз подряд. По крайней мере теперь у меня была дельная причина: я так торопился успеть на автобус — не успел — что удивительно, что не забыл при этом ещё и сумку, в которой у меня лежали ручка и тетрадка.

Впрочем, оправданиями желудок не набьёшь.

— Кхм, но ничего! Я уверена: кто-нибудь наверняка поделится со своей бедной одноклассницей, — сказал я громким голосом и стал осматривать классную комнату.

Стул Кирияма пустовал. Он вышел за дверь сразу, как только раздался звонок о начале перемены, без понятия зачем, ибо покидать пределы здания нам не разрешалось, и сейчас он, судя по всему, просто наяривал круги по коридору. Мурасаки хмыкнула и демонстративно отвернулась. Наконец мой взгляд опустился на Мацуя, который, наклонившись, стремительно, как солдат, уплетал палочками рис. Парень растерянно повернулся и сказал:

— Я могу поделиться… Если хочешь.

— Буду очень благодарна, — я присел за парту у него за спиной, он повернул стул, поставил на неё жестяную коробочку и стал аккуратно разламывать лежавшие в ней рисовые шарики.

— Вот, — сказал он, показывая на половину рисовой котлетки. А потом замялся и добавил неловким голосом:

— У меня только одна пара палочек.

— Ничего, я могу руками, — я взял рисовый шарик своими тонкими пальчиками и сунул в рот. Краем глаза я заметил, как на лице Мурасаки, которая «незаметно» поглядывала на происходящее, появилась гримаса отвращения.

— Мацуя, так?.. Неплохо. Если честно, я думала, они будут более сухими. А так даже есть немного рыбки.

— Спасибо, — серьёзно, хотя и немного неловко ответил парень.

— Очень мило, кстати говоря.

— Мило?.. Ах, — он растерялся, а затем проследил за моим пальцем и посмотрел в свою коробочку. Там, за котлетками, была утрамбована яичница, на которой гранулами риса был выложен смайлик:

:)

— Мама? — спросил я.

— Нет… — Мацуя пришёл в себя и смущённо помотал головой. — Это моя сестра сделала.

— Старшая или младшая?

— Младшая… Ей двенадцать.

— Неплохо готовит для своего возраста, — заметил я, хватая вторую половину рисовой котлетки.

— Ну да… У неё просто много свободного времени… — сказал Мацуя, нахмурил брови и замолчал. Казалось, ему вспомнилось что-то очень дурное. Я решил его лишний раз не теребить, и последующую трапезу мы провели в тишине.

После этого пришло время любимого предмета каждого школьника: физкультуры. Икари сказал нам переодеться и выйти на задний дворик. Поскольку мои способности Стража обнаружили в последний момент, мне пришлось вернуться в главное здание школы чтобы забрать оттуда мою форму. По дороге прочие школьники смотрели на меня так, будто я был какой-то диковинный и опасный (взрывоопасный) зверь — медуза, которая взглядом превращает в камень, ибо, стоило мне попытаться встретить любую пару глаз, как её владелец немедленно делал вид, что разглядывает стену или потолок, или вообще смотрит в никуда и видит вьетнамские флэшбеки.

Я вздохнул и криво улыбнулся. Видимо, нас поместили в отдельное здание не только ради безопасности; если вероятность появления НИСа действительно зависела от того, насколько у человека была стабильная психика, — что было весьма вероятно, ибо в своё время я просочился в голову Ямато именно в тот момент, когда она была особенно встревожена по поводу экзамена и школы, — то здешние условия были мягко говоря неблагоприятными… Не каждый школьник выдержит такое напряжение со стороны общества. Стражам действительно намного лучше было находиться среди себе подобных.

С другой стороны, — думал я, шагая с пакетиком через песчаное поле, — если без расшатанных нервишек сделаться Стражем в принципе было невозможно, значит все мы уже были немного того. Поэтому и класс у нас получился такой колоритный.

Я махнул охранникам, неподвижным, как стража Букингемского дворца, и зашёл в здание. Затем я проследовал в раздевалку, открыл дверь и замер.

В другом конце светлой комнаты возле железного ящичка стояла Мурасаки. Девушка сняла рубашку и юбку, — они лежали рядом, на скамейке, — и успела надеть спортивные штаны, но не успела майку, и мне предстал её торс: белоснежная кожа, впалый животик, острые плечи, на которые разливались чёрные локоны, и лифчик… Девушка посмотрела на меня хмурыми глазами и спросила:

— Ну? Чего пялишься?

— Ничего… Я потом зайду. Мне, эм…. Надо в туалет, — сказал я и захлопнул дверь.

Спустя пару секунд с другой стороны раздался приглушённый голос: «…Идиотка».

Ничего не поделаешь — бремя приличного человека. Даже если прямо сейчас я превратился в школьницу, я не собирался пользоваться своим положением и подглядывать за другими детьми. Это было неправильно, аморально и вообще неинтересно. Я не педофил.

Правда.

Я смиренно подождал, когда Мурасаки закончит переодеваться, и только потом надел спортивный костюм и вышел на задний дворик. Икари был тут как тут, и на шее у него висел красный свисток.

Последующие сорок пять минут можно описать одним словом: унижение. Я уже давно заметил, что физическая форма Ямато была далека от совершенной; но только теперь я понял, насколько все было запущено. Мы проделали несколько упражнений: приседания (двадцать для парней, десять для девушек), отжимания, разминка и бег. Я проделал их наполовину, некоторые — на треть. Бежать было особенно трудно — проклятая грудь напоминала гирю, которая висела у меня на шее, безбожно раскачивалась, и всё норовила увести в сторону… Когда я таки добрался до финишной черты, разумеется последний, Икари молча покачал головой и сделал росчерк на своём листочке.

Я свалился на песок, прыснул и посмотрел на Мурасаки. Она прибежала намного раньше меня и теперь разминала ноги. Девушка была довольно спортивной… А ещё совершенно плоской, отчего никакой вес не отягощал её во время бега.

По завершению тренировки, совершенно разбитый, я присел на бордюр. Время было полуденное. Солнце, раскаляя голубую высь, безжалостно выжимало пот. Икари поговорил по