Дым. Дымоходы. Кто-то живёт в этом богом забытом месте. На вершине Проклятого Холма.

С бьющимся сильнее, чем даже во время изматывающего подъёма, сердцем, он повернулся, чтобы спуститься, но не успел сделать и шагу вниз по склону, как ниоткуда и отовсюду, мягко отдаваясь эхом и в завываниях несущегося по холму ветра, и в его голове, принца позвал голос.

— Приди, — шептал он. — Мы ждём тебя!

Вдруг оказалось, что руки и ноги Баррика больше не подчиняются ему — во всяком случае, не желают унести прочь от странного дома на вершине, дома, который ожидал его подобно заброшенному колодцу, куда юноша мог упасть и утонуть.

— Приди, приди к нам. Мы ждём тебя!

И принц с изумлением обнаружил, что в своём собственном теле он — всего лишь беспомощный наблюдатель. Оно развернулось и принялось карабкаться на выступ, пока не встало на каменистую тропу, а затем зашагало к каменному жилищу, как облако, подталкиваемое ветром, а Баррик просто смотрел изнутри, не в силах ничего поделать. Вытянутое окно и тенистый навес всё приближались и приближались. Высокая верхушка холма проплыла над ним, а в следующий миг он шагнул в проём и вошёл под тёмные своды дома.

Вскоре темнота уступила место рассеянному красноватому свету. К Баррику частично вернулась способность управлять своими конечностями, но её хватило лишь на секундную передышку — сердце его колотилось втрое быстрее обычного — прежде чем то, что лежало впереди, вновь неумолимо потянуло его к себе.

— Приди. Мы ждали долго, о дитя человеческое. Мы начали опасаться, что неправильно истолковали то, что было явлено нам.

Каменная комната наверху закруглялась куполом — странное, белёсое, похожее на пещеру помещение, около пяти или шести барриковых ростов в высоту, чей потолок покрывал бессистемный резной орнамент из корявых завитушек, едва видимый сквозь чёрную вуаль дыма. И красный свет, и дым источал маленький костерок в кольце камней на полу, засыпанном щебнем и грязью. Позади него на низкой каменной платформе сидели три сгорбленные фигуры примерно одного с Барриком роста.

— Ты устал, — сказал голос.

Кто это говорил? Фигуры перед ним не шелохнулись.

— Ты можешь присесть, если от этого тебе станет лучше. Мы сожалеем, что не можем предложить тебе ни еды, ни питья, но наши и твои пути в этом мире разнятся.

— Мы даём ему много, — грубо прервал его другой голос. Он почти не отличался от первого и был так же бесплотен, но по резковатым ноткам в нём Баррик понял, что говорит кто-то другой. — Мы даём ему больше, чем кому бы то ни было ещё за всё время.

— Потому что это и есть та цель, с которой мы были призваны. И то, что мы даём ему, не принесёт ему добра, — возразил первый голос.

Баррик хотел убежать, очень хотел, но едва мог двигаться. Ворон оказался прав — дурак он, что полез сюда. В конце концов принц совладал с собственным голосом:

— Кто… кто вы такие?

— Мы? — переспросил второй, более резкий, голос. — Нет такого истинного имени для нас, что мы могли бы назвать и ты бы знал его или понял.

— Скажи ему, — вмешался третий голос, похожий на первые два, но, кажется, более старый и слабый. — Скажи ему правду. Мы — Спящие. Мы — отвергнутые, нежеланные. Мы те, кто видит, и не может не видеть.

Голос был похож на бормотание призрака на верхушке пустой башни. Баррика трясло, но он не мог заставить ноги унести его отсюда.

— Ты пугаешь дитя Живущих-под-солнцем, — с мягкой укоризной произнёс первый голос. — Он не понимает тебя.

— Я не ребёнок! — Баррик не желал, чтобы эти существа беседовали у него в голове. Это было слишком схоже с теми последними мгновениями перед великой дверью Керниоса — теми, когда он почувствовал, как умер Джаир. — Просто отпустите меня!

— Он не понимает нас, — повторил и самый слабый из голосов. — Всё потеряно, как я и боялся. Мир изменился слишком сильно…

— Замолчите! — взвился второй, более резкий, голос. — Он чужак. Он из Живущих-под-солнцем. Кровь ничего не значит под Дневной звездой.

— Но под лучами Сребросвета цвет у всякой крови один, — возразил первый. — Дитя, отдыхай бестревожно. Мы не причиним тебе вреда.

— Говори за себя, — отозвался второй голос. — Я могу выжечь его мысли как сухую траву. Если он станет мне угрожать, я так и сделаю.

— Это ты помолчи, Хикат, — снова заговорил первый. — Твой гнев здесь не к месту.

— Весь мир отверг нас с презрением, — огрызнулся тот, чьё имя было Хикат. — Мы поселились в самых костях тех, кто уничтожил бы нас, балансируя на грани пробуждения. Мой гнев здесь не к месту, Хау? Это ты здесь не к месту, с твоими невыполнимыми планами и пустыми мечтами.

— Когда придёт дитя? — спросил третий, дрожащий, голос. — Вы говорили про дитя?

— Дитя уже здесь, Хуруэн, — ответил ему первый. — Он здесь.

— Ах, — слабый голос издал звук, прозвучавший в голове Баррика вздохом. — Мне всё думалось…

— Зачем вы делаете это со мной? — Баррик вновь попытался повернуть назад и сбежать из этой круглой пещеры, но не мог заставить руки и ноги повиноваться себе. — Вы все здесь сумасшедшие? Я не понимаю ничего из ваших речей, ни единого слова! Кто вы такие?

— Мы — братья, — начал Хау. — Дети…

— Братья? — это вмешался Хикат. — Болван! Ты — моя мать, а он — твой отец.

— У меня был сын когда-то, — произнёс дрожащий голос Хуруэна.

Сидевший посередине медленно поднялся. Его мантия распахнулась, и на мгновение взору Баррика предстала серая, иссохшая, лишённая признаков пола плоть. Сердце его дрогнуло и словно примёрзло к груди; если б ему только удалось, он бы отполз подальше от костровища. Такого же каменно-серого цвета кожу он видел у жестокого слуги Джикуйина, Уени’ссоха, но это существо выглядело высохшим и сморщенным, как мумифицированный труп.

— Но мы — не он, Баррик Эддон, — ответил ему Хау, как если бы принц высказал свои мысли вслух. — Мы не враги тебе.

— Откуда вы знаете моё имя? — такое казалось совершенно немыслимым здесь, на краю света, когда и сам он почти забыл его — и это напугало юношу. — Проклятье, да скажи же, откуда ты знаешь моё имя?!

— Он напал на нас! — вскричал Хикат. — Мы должны убить его!

— Кто здесь? — встрепенулся Хуруэн.

— Тише, братья. Он лишь испуган. Сядь, Баррик Эддон. Выслушай всё, что мы должны тебе рассказать.

То, что мешало ему сбежать, теперь помогло ему усесться возле огня. За пляшущими язычками пламени очертания фигур перед ним расплывались, как последние видения сна.

— Все мы были рождены давным-давно в городе под названием Сон, — начал Хау. — Хуруэн — старший среди нас, это правда, но это всё, что можно говорить с уверенностью. Даже Хикат, самый младший, теперь так стар, что мы и не упомним, когда он пришёл в этот мир.