— Но я не хочу быть костюмом для демона! Я хочу быть собой. Пусть я ничего не помню… Неважно.

Я встала, больше не в силах оставаться на месте. Мне хотелось куда-то идти, даже бежать, и я принялась ходить взад-вперёд вдоль стола.

— Знаете, я не хочу вспоминать то, что было со мной до того, как я очнулась в тюремной камере, не имея понятия, кто я. Не хочу возвращаться к той Майри, которую вы обрисовали.

Как же им всё сказать, но при этом ещё и не подставить себя? Или рискнуть? Пусть они сами делают выводы. А я не помню ничего из той моей жизни, и точка.

— Душой я словно другой человек. Я не узнаю себя в той Майри, о которой вы все говорите. — Я резко остановилась напротив Дэбрэ.

Ну, пан или пропал!

— Может, это я пришла из другого мира и заняла тело Майри? — Я нервно рассмеялась. — Но поверьте мне, я не демон. И магических способностей у меня нет.

Я смотрела в глаза Дэбрэ — такие тёмные и блестящие. Как же я волновалась. Казалось, что сердце сейчас выскочит из груди.

«Помогите мне, защитите меня», — требовала я от него, не произнеся ни слова, лишь взглядом. Он ведь мог. Ну, кажется, мог. А если не он, то кто другой мне поможет?

Софи нарушила установившуюся между мной и Дэбрэ невидимую связь.

— Дами, её руки! Смотрите!

И только тогда я увидела языки пламени, пляшущие на моей коже. Мои ладони горели.

Я смотрела на свои руки в огне, мой рот был открыт, и я кричала, но не слышала ни звука из тех воплей ужаса, которые раздавались в моей голове. Я снова в огне — что в той жизни, что в этой!

Лучше бы мне, конечно, в третий раз за день хлопнуться в обморок. Это выглядело бы даже красиво. А что, девушка с тонкой душевной организацией и хрупким (более-менее) телом под давлением обстоятельств то и дело лишается чувств — Дэбрэ бы наверняка впечатлился и проникся сочувствием. И к моему чудесному кисейному платью, расшитому синими розочками, такое поведение подошло бы намного больше, чем то, что я сделала — не слишком (совсем не) красивое.

Одну пылающую руку я сунула в блюдо с пюре, другую — в супницу. Моё счастье, что суп к тому времени успел остыть. Пюре же и вовсе оказалось холодным.

Ни на мокрой руке, покрытой ещё и маслом, приправами и мелко порубленной зеленью с поверхности супа, ни на измазанной в пюре я не нашла ни пятнышка сожжённой кожи, ни волдыря, ни даже крохотного покраснения.

Но не одна я видела, как мои руки горели. Софи кричала, а Дэбрэ вскочил с места — так что тот огонь мне не привиделся. Наверное, мысль, что переволновались все, могла бы меня утешить. Только теперь — после загубленного пюре и испоганенного супа — мне хотелось сгореть со стыда. И даже причина появления того огня на руках волновала не так, как нелепость моего поведения.

Всё шло так хорошо, и вот, я вновь села в лужу, да ещё и приправленную укропом.

— Простите, — сказала я, когда успокоилась настолько, чтобы заговорить.

Дэбрэ смотрел на меня такими глазами — и почему это я вечно выступаю клоуном и его веселю?

— Простите, — повторила я, опустив взгляд, и испытала невероятный по силе прилив благодарности, когда Софи подала мне мокрое полотенце, чтобы вытереть руки.

— Я испортила еду. Мне очень жаль, — сказала я, и полотенце выскользнуло у меня из рук и звучно шлёпнулось на пол.

Да, это случилась. Полотенце и правда лежало там, на полу. Я смотрела на него и, мне казалось, что нелепей человека, чем я, невозможно представить.

Софи подняла полотенце, вновь смочила его в тазу с водой, стоящему отдельно на маленьком столике с другими хозяйственными мелочами, и принялась уже сама вытирать мне руки — будто я несмышлёный младенец.

Это было так по-доброму, мило, что я не посмела сказать: «Я сама». Да и не хотела я справляться сама. Мне нравилось, что Софи заботится обо мне, будто мама. В эту минуту мне хотелось вновь испытать то чувство защищённости, безопасности, которое мама всегда мне дарила. И я позволила себе эту слабость — отдаться заботе других рук, принимать всё, что так щедро дают. И почти до слёз была Софи благодарна.

А он пусть смотрит и смеётся, если захочет. И если решит, что так ведёт себя только ребёнок — и пусть.

— Не мудрено испугаться, когда впервые встречаешься с собственной магией, — заговорила Софи мягким тоном.

— Так вы думаете, это моя магия? — недоверчиво спросила я, разглядывая руку, которую Софи как раз вытирала.

— Вы обладали магией прежде. А сейчас разволновались, вот она и вырвалась из-под контроля. Да и какого контроля, если вы даже не знали, что такое может случиться. Управлять магией вам придётся учиться, но ничего, это не так сложно, как сейчас кажется.

Софи была со мной такой милой. Я об этом ей и сказала. И ещё раз попросила прощения за испорченный обед.

— Не нужно извиняться, — ответила она. — И виконт Дамиан, и я, мы понимаем, как вам тяжело.

— Да, тяжело, — согласилась я обиженным тоном. Хотя мне-то на кого обижаться? Только если на судьбу, да и той за одно то, что я здесь, надо петь аллилуйя.

И всё же Софи права: мне тяжело.

— Можно мне сесть? Что-то ноги не держат.

Я не лгала. Чувствовала себя развалиной и чуточку плаксой: глаза подозрительно жгло. Но сегодня, да и вчера я уже перевыполнила план по слезам на годы вперёд. Нет уж, снова шмыгать носом я себе не позволю.

— Вот, выпейте. Это поможет.

Дэбрэ принёс мне воды. Сам. И держал край стакана у моего рта, чтобы я пила.

— Спасибо. Вы были очень любезны.

Он стоял рядом со мной, а я не могла посмотреть ему в лицо. Щёки горели, лоб тоже и даже шея. Боже, ну что за нелепейшее зрелище я собой представляла. И почему-то вновь так волновалась, в том числе из-за того, что так волнуюсь. Да это уже просто смешно!

Софи — этот ангел — вытерла мои руки сухим полотенцем и напоследок слегка сжала мои пальцы, словно шепнула: «Успокойся. Всё хорошо». И мне почему-то захотелось расплакаться.

— Спасибо, — прошептала я.

— Не нужно благодарить. Я вас на минутку оставлю.

Она взяла поднос, собрала полотенца, супницу и блюдо с пюре, и ушла из столовой со всем этим богатством. Дверь за ней захлопнулась с негромким щелчком, но я вздрогнула всем телом.

Или это не из-за ухода Софи, а потому что Дэбрэ положил мне ладонь на плечо и слегка его сжал?

— Не стоит так расстраиваться. — Его низкий голос показался мне таким красивым.

— Вам легко говорить. — Я опустила голову ещё ниже. — Это ведь не вы сели в супницу, испугавшись непонятно чего.

Такого мужчину хочется восхищать, а не смешить неловким и странным поведением.