— Я очень на это надеюсь! — заверила я Светлану Семеновну. — Собственно, одной из целью написания подобных статей и является привлечение внимания правительства к проблемам населения. Если все пойдет как задумано, я предполагаю, что и в вашей квартире сделают ремонт.

— Вот спасибо! — расплылась в улыбке женщина. — Ой, деточка, я же вам даже чаю не предложила… Разговариваем в коридоре, что-то я совсем плохая стала. Может, вы поужинаете со мной? Я как раз тушеную капусту с курочкой приготовила, а то вы, поди, бегаете весь день голодная.

— Нет-нет, спасибо огромное! — улыбнулась я. — Не беспокойтесь, мне главное — собрать материал. Теперь нужно в дом престарелых попасть, поговорить со Степаном Александровичем, поэтому я побегу. Еще раз огромное вам спасибо!

Мы обменялись взаимными любезностями, и я наконец-то покинула квартиру разговорчивой Светланы Семеновны. Однако в дом престарелых ехать было уже поздно, поэтому я направилась к себе домой. Мне необходимо было сесть за компьютер и проверить свою догадку.

Едва я зашла в свою квартиру, как, не разуваясь, первым делом включила свой компьютер. Быстро сбросив верхнюю одежду в прихожей, я уселась за свой рабочий стол и открыла Интернет. Сперва мне нужно найти книгу Курагина.

Я открыла роман на двадцать шестой странице и жадно принялась за чтение интересующего меня отрывка. Еще во время первого прочтения произведения меня насторожили несколько деталей, только тогда я не смогла точно понять почему. Теперь же мне все становилось ясно.

«Но когда, находясь в коридоре, полицейские услышали дикий, какой-то нечеловеческий смех, похожий на хохот дьявола, собирающего свежие души, им стало немного не по себе. Грезе не показал ни малейшего вида, даже не вздрогнул от неожиданности. Его лицо оставалось невозмутимым, точно он ничего не слышал. Толстяк, тяжело шагающий за своим напарником, отличался меньшим самообладанием. Краем глаза Джонс заметил, как он остановился в нерешительности, правда, всего лишь на секунду. Затем чувство стыда пересилило вполне естественный страх, и верзила поплелся за Грезе.

А потом они увидели ее. Без всякого предупреждения Джонс открыл дверь палаты и жестом пригласил полицейских войти. Даже Грезе задержался у порога, словно спрашивая мысленно у себя, а нужно ли ему это?

Она сидела на полу в середине помещения. Одетая в белую больничную рубашку, она напоминала покойницу в саване. Ее спутанные, когда-то светлые волосы теперь поблекли, и местами виднелась седина. Они спадали на ее безумное лицо, и глаз видно не было, так как ее голова была опущена. Услышав шаги, она замолкла и теперь сидела неподвижно. Однако, когда посетители вошли, она вдруг дико захохотала — так ужасно, что Грезе ощутил отвращение. Сейчас она была похожа на ведьму-вампира, воскресшую из ада и вышедшую из гроба, чтобы забрать с собой в преисподнюю как можно больше грешников. Грезе был грешником — он не отрицал этого. Прекрасно понимал, что если ад и рай действительно существуют, то на небеса ему точно не протиснуться, он отправится прямиком к чертям на сковороду. Сейчас, в этой чертовой палате, ад казался особенно близким. Он уже протягивал свои костлявые, покрытые язвами и гнойными ранами руки с кривыми, изуродованными пальцами. Сибил Смит была посредником между обителью Сатаны и этим миром.

Джонс смотрел на лицо Грезе. На нем было написано отвращение, смешанное со страхом и презрением. Да, Сибил производила на людей впечатление, поспорить с этим было нельзя.

— Сибил Смит? — Голос полицейского, хотя тот и пытался ничем не выдать своих эмоций, прозвучал несколько глухо в этой страшной комнате. Женщина, если ее можно было так назвать, ничего не слышала. Она хохотала.

— Вы убедились, что поговорить с мисс Смит нельзя? — холодно осведомился Джонс. — Если да, то попрошу вас больше не задерживаться в палате. Больная быстрее успокоится, если будет одна.

— Мы должны задать несколько вопросов, — заартачился Грезе. — Сделайте что-нибудь, чтобы она успокоилась.

— Как, интересно, вы себе это представляете? — Голос Джонса повысился, хотя он прилагал все усилия, чтобы не сорваться. Он НЕНАВИДЕЛ этих полицейских, которые возомнили, что могут все на свете, что им дозволено любое действие, даже допрос психически ненормальных людей. Конечно, Кэти Лойс погибла ужасным образом, однако неужели следствие не может обойтись без свидетельств Сибил и Дженни Смит? Они — такие же жертвы, как и Кэти, разве что последняя ничего никому уже не скажет, для нее, увы, жизнь закончилась в одиннадцать лет. Глупо, жестоко… Джонс мог бы позволить следователям поговорить с Дженни или Сибил, если бы они были в состоянии дать полицейским хоть какие-то ответы. Однако первая молчит и никак не реагирует на происходящее, а вторая… Ну да Грезе с напарником не стоит объяснять, что с Сибил Смит, они и так уже убедились, что ничего она им не скажет. Они, конечно, могут свалить всю вину на нее — как же, кроме них троих в лесу никого не было! — или на Дженни, даром что та молчит и ничего не может сказать в свое оправдание. А что, здорово, когда есть ненормальный, на которого можно повесить дело! Можно и не искать убийцу, вот он, и подозреваемый, и преступник, и объяснить он не может, что ни в чем не виноват! Подогнать доказательства, где нужно, найти свидетелей… и дело в шляпе!

Джонс терпеть не мог полицейских вообще, даже не соприкасаясь с ними. А сейчас он просто воспылал к ним презрением, ненавистью и отвращением. Почему, интересно, всегда крайними оказываются хорошие люди? Как ни банально звучит, если человек живет и за всю жизнь не приносит никому зла, он отчего-то и умирает раньше, чем отъявленный злодей, которого, казалось бы, и земля носить уже не может. Доктор не знал Грезе лично, он впервые увидел его здесь, в лечебнице. Но уже сейчас он почувствовал к следователю сильнейшую неприязнь. Даже когда полицейская машина только подъезжала к больнице, Джонс подумал, что с этими парнями ему еще предстоит помучиться. И оказался прав, как всегда. Похоже, они собрались все-таки вытрясти из Сибил какие угодно сведения о преступлении. И желательно, чтобы она созналась в убийстве приемной дочери. А не получится выпытать признание, есть еще и Дженни Смит, которая могла убить сестру, или кем она ей приходится, из-за банальной ревности. Плевать, что она всего лишь двенадцатилетний ребенок — и шестилетние убивают! А молчание — простая уловка девчонки-подростка!

Тем временем Грезе не оставлял попыток выцыганить у Сибил признание. Сейчас он напоминал коршуна, выискивающего очередную жертву-пичугу. В холодных синих глазах горел хищный огонек — огонек преследователя, добытчика. А Сибил Смит — его пища на сегодня».

Сейчас я понимала, что именно показалось мне странным. Во-первых, фамилии персонажей. Грезе — так звали полицейского, который был в произведении явно отрицательным героем. «Хищный огонек» в глазах, сравнение с коршуном — все это говорило не в пользу полицейского. Грезе был грешником, и прямая ему дорога — в ад. И почему я раньше не обратила на это внимания? Теперь дело оставалось за малым.

Я вспомнила рассказ Светланы Степановны и ввела в поисковик запрос: «концентрационные лагеря». Интернет выдал мне несколько названий, и я открыла описание наиболее подходящего лагеря смерти. Назывался он Биркенау. Под картинкой, изображавшей внешний вид лагеря, значилось описание наиболее шокирующих фактов об этой обители ужаса. Я уставилась в монитор.