– Пять или шесть, – прикинул Гуннар. – Возможно, пилот.

– Я и сам могу вести афлай и…

– Исключено, – отрезал он.

Я собрался возразить, но зазвонил телефон, и Гуннар схватил трубку.

– Да, Видар, да… Что? – В его голосе появились изумленные нотки. – Ты уверен? Именно оттуда?

Некоторое время он молча слушал, а потом присвистнул.

Едва он нажал отбой, донесся короткий мелодичный звук входящего сообщения. Я чуть не подпрыгнул на месте и напряженно замер, глядя на начальника. Гринберг так и не покинул палату, только занес ногу над порогом.

– У меня две новости, – сообщил Гуннар. – Первая: вот адрес, где твоя Полина. Вторая: Видар, кажется, попал.

Шел мой второй день в снежном лесу на окраине Карлсунда. Это специальная зона, искусственно созданная для ледяных, которые не в состоянии управлять своими способностями. По сути, я тут на правах пленницы со всеми удобствами. Не обижают, не трогают, кормят и даже скрашивают досуг. Но при этом не позволяют взять и поехать домой, привезти Арне и завести котика. Это меня удручало.

Я посмотрела в окно, на бесшумно падающий снег, вздохнула и отложила вязание. Да-да, я и вязание. Звучит дико. Нет, это не значит, что совсем не умею держать в руках спицы, но все же мой вязальный навык весьма поверхностен. Поэтому олени на свитере выходят кособокие, но душевные.

Так уж сложилось, что с детства активнее шевелить мозгами мне помогала работа руками. Мозг словно программировал организм на конкретное задание, сбрасывал все лишнее и мог заняться конкретной проблемой.

А проблема есть.

В голове проносились воспоминания о вчерашнем дне и ночи.

Мужчина, появившийся в доме Арне и так страстно меня целовавший, украл меня с острова, перед этим серьезно потрепав моего жениха. Что никак не могло радовать. Поначалу я сопротивлялась, даже залепила пощечину и очень жалела, что под рукой не было молотка (ничего не поделать, столярский рефлекс). Эйдль – так звали моего похитителя – достаточно терпеливо и доходчиво разъяснил, что бежать отсюда неразумно: лес – владения семьи Сундстрем, и без разрешения кого-то из них при пересечении границы можно просто погибнуть.

А еще продрогнуть, потому что здесь всегда зима. Учитывая, что на мне не было даже куртки, я основательно замерзла и смотрела на Эйдля очень и очень нехорошо. В жизни, пожалуй, он еще красивее, чем в кратковременных видениях. Такая холодная и опасная красота, даже порез, окрасивший алым белую щеку, не портил его.

Однако в серебристых глазах было нечто, заставляющее сжиматься от страха. Да и взгляд тяжелый и пронизывающий. Обхватив себя руками за плечи, я четко осознала, что милее Арне никого нет и все остальные дружно идут лесом.

Эйдль тем временем неотразимо улыбнулся, обнял меня, укутав в свой плащ, и шагнул в еще один провал, ослепивший на секунду огненно-зелеными искрами. Захотелось вырваться, однако пришлось загасить этот порыв на корню. Во-первых, Эйдль намного сильнее. Во-вторых, становиться сосулькой в мои планы не входит, как и сбегать с отмороженным носом и в тонкой рубашке. В-третьих… надо разобраться, где я нахожусь и как помочь Арне.

За него я волновалась в первую очередь. Поэтому, едва мы оказались в теплом доме, тут же вывернулась из объятий Эйдля и в лоб спросила:

– Что ты сделал с моим женихом?

Вопрос ему не понравился. Чего только стоили надменно изогнутые губы и сверкнувшее сапфировой молнией презрение в глазах.

– Ничего твоему оборотню не будет. Им вообще ничего не бывает. Соберет косточки и прихромает на берег. Не переживай. И лучше не спрашивай о нем, потому что теперь твой жених – я.

Внутри все сжалось, но не собираюсь спускать ему такое хамство. Тоже мне жених выискался!

– Женихи так не поступают, – все же заявила я. – Сначала приезжают, знакомятся и производят благоприятное впечатление.

– Я и произвел, – ни капли не смутился он, мягко, но достаточно крепко схватив меня за руку. – Пошли, тебя надо согреть.

Я насторожилась, почему-то в мыслях сказанное трансформировалось в совершенно неприличные действия, и мне это очень не понравилось.

Слава богу, паскудный сценарий остался глупой выдумкой. Эйдль притащил меня на кухню, где уже был накрыт стол. Горячая еда и глинтвейн. Все красиво и вполне цивильно. Но вот при взгляде на все это богатство почему-то… ощущается холод. Будто все ненастоящее и какое-то неправильное.

Я бросила на Эйдля быстрый взгляд. Все так и есть. Арне легко мог встать к плите, чтобы приготовить ужин, сделать ремонт, и был каким-то настоящим. Тут же… вряд ли такой опасный красавчик будет сам готовить еду невесте, украденной у другого.

Но отказываться неразумно, во всяком случае, согреться надо. Ибо замерзнуть я все же успела. Да и вид жующей меня, по идее, должен отвлечь его от всего остального. Или хотя бы немного распылить внимание.

– Значит, мой жених… – Я уселась и взяла в руки стеклянную чашку с глинтвейном. – А меня разве не стоило спросить?

– Хочешь, спрошу прямо сейчас? – невинно поинтересовался он, устраиваясь напротив и глядя прямо в глаза. На красивых губах появилась едва заметная улыбка.

– Да уж, – пробормотала я, сделав глоток и чувствуя, как по пищеводу в желудок спустилось приятное тепло. – Главное – вовремя. Но вообще-то нормальные женихи ведут невест жениться, а не в заснеженный лес.

– Жениться – можно, – кивнул Эйдль и задумчиво посмотрел на меня. – Только тогда через спальню.

Чашка чуть не выпала у меня из рук, дар речи пропал. И только через некоторое время, обретя способность ясно выражаться, я переспросила:

– Через спальню?

Он обворожительно улыбнулся:

– Разумеется, Полина. Став моей, ты не сможешь сбежать.

Вдохновил на радужное будущее, ничего не скажешь. От греха подальше я отставила глинтвейн. Спасибо, уже не холодно.

– Тебе не кажется, что как-то рановато? – на всякий случай уточнила я. – Мы друг друга не знаем, может, я тебе вообще не подхожу?

– Подходишь, – совершенно спокойно сказал Эйдль, наливая себе горячий кофе. – Едва я увидел твою фотографию на сайте, как понял, что ты моя истинная пара.

Здорово тут у них. Увидел, определился, притащил в берлогу. Все бы ничего, но я не сторонница таких отношений. Каменный век давно прошел, наступили другие времена. Властные самцы, не интересующиеся мнением женщины, конечно, вызывают желание. Желание дать по голове и надругаться. После Кабычинского иных и не возникает, честное слово.

– Я влюбился, – вдруг сказал он. – И не знал даже, как написать. Не поверишь, – на губах Эйдля появилась странная улыбка, – мучился несколько дней, опасаясь, что с первых строк получу отказ.