— Однако факт остается фактом: какое бы прекрасноеобразование ни получила женщина, настанет день, когда ей придется повиноватьсяее господину и повелителю.

— Я так не считаю, — фыркнула Уитни, игнорируястрадальческие, умоляющие взгляды отца. — Более того, я никогда, никогда вжизни не назову ни одного мужчину своим господином и повелителем.

— Неужели? — саркастически усмехнулся Клейтон.

Уитни уже собиралась ответить, когда ее отец, к удивлениюдочери и раздражению хозяина дома, пустился в пространные рассужденияотносительно орошения ферм.

За десертом Клейтон вновь обратился к Уитни:

— Мне хотелось бы знать, в какую игру вы особенно любитеиграть после ужина.

Взгляды серых и зеленых глаз скрестились в молчаливомвеселом понимании, однако Клейтон многозначительно договорил:

— …кроме тех маленьких игр, которыми мы уже развлекалисьвместе.

— Да, — кивнула Уитни, дерзко возвращая его улыбку, —дротики[3].

Клейтон прикусил губу, чтобы не рассмеяться:

— Будь даже у меня дротики, не хотел бы я оказаться на линии«огня», мисс Стоун.

— Поверьте, для обыкновенной женщины я весьма метко попадаюв цель.

— Вот поэтому, — подчеркнуто объяснил он, — я не собираюсьстановиться мишенью.

И язвительно усмехаясь, поднял бокал в молчаливомприветствии. Уитни приняла его заслуженную дань уважения к ее победе в ихсловесном поединке преувеличенно снисходительным кивком, но тут же вознаградилаКлейтона неотразимо ослепительной улыбкой.

Клейтон наблюдал за ней, одолеваемый единственным желаниемвытолкать остальных гостей за дверь, схватить Уитни в объятия и целовать, покас губ не исчезнет лукавая усмешка и она не прильнет к нему, изнемогая отжелания. Он откинулся на спинку стула, рассеянно теребя ножку бокала,наслаждаясь сознанием, что именно сегодня он наконец разрушил возведенную еюстену холодного безразличия. Почему Уитни спряталась за этой стеной в деньпикника и продолжала оставаться замкнутой и отчужденной до этого дня, былозагадкой, которую еще предстояло разгадать.

«Дротики! — думал он, улыбаясь про себя. — Стоило бысвернуть ее прелестную шейку!»

После ужина Мартин и леди Энн перешли в смежную гостиную,но, когда Уитни попыталась последовать за ними, Клейтон удержал ее, положивруку на плечо.

— Дротики! — хмыкнул он. — Что за кровожадная плутовка!

Уитни, уже собиравшаяся смягчиться, мгновенно вспыхнула.

— Должно быть, ваша манера выражаться — предмет зависти всехприятелей, — взорвалась она. — За время нашего короткого знакомства высоизволили сначала назвать меня «наглой бесстыдной девчонкой», теперь япревратилась в «кровожадную плутовку»! Думайте обо мне, что вам угодно, нопрошу впредь держать свое мнение при себе!

Сгорая от стыда и угрызений совести, поскольку чувствовала,что заслужила все уничтожающие эпитеты, Уитни старалась вырвать руку, но пальцыего сжимались все сильнее.

— Да что вы имеете в виду, черт возьми? Не могли же выподумать, будто я хотел оскорбить вас? — И заглянув в несчастные, обиженныеглаза, которые она пыталась отвести, но не могла, тихо охнул:

— Боже, да вы именно это и подумали, — пробормотал он и,приложив ладонь к ее щеке, заставил посмотреть на него. — Умоляю о прощении,малышка. Слишком долго я вращался в кругах, где модно выражаться подобнымобразом, говорить все, что придет в голову, и где женщины так же откровенны,как мужчины, с которыми они флиртуют.

Хотя Уитни не имела никакого отношения к тому обществу, окотором он говорил, некоторое представление о нем она все же имела и знала,какие там царят нравы. Неожиданно девушка почувствовала себя наивнойпростушкой.

— Дело не только в этом, — горячо запротестовала она. — Вдень пикника вы так… — Она в ужасе осеклась, вспомнив, как самозабвенноотвечала на страстные поцелуи. — Давайте договоримся: вы забудете обо всем, чтоя наделала, а я постараюсь выбросить из памяти, как вы себя вели, и начнем всесначала. При условии, конечно, что вы дадите мне честное слово не пытаться ещераз повторить ту сцену у ручья.

— Если вы имеете в виду хлыст, то конечно, — начал Клейтон,недоуменно нахмурившись.

— Не это. Другое.

— Что именно? Не целовать вас больше? Когда Уитни кивнула, уКлейтона сделался настолько ошеломленный вид, что она невольно расхохоталась:

— Только не говорите, что я первая женщина, котораяотказывается от ваших поцелуев!

Клейтон пожал плечами, словно отметая подобную мысль:

— Признаюсь, что меня несколько избаловали женщины, которым,по-видимому, нравились оказанные мной… знаки… внимания. А вы, — пояснил он,мгновенно развеяв ее торжество, — слишком долго были окружены влюбленнымиглупцами, предпочитавшими целовать подол вашего платья и молить о разрешениибыть вашим господином и повелителем.

Улыбка Уитни была полна веселой самоуверенности:

— Я уже говорила, что никогда не назову ни одного мужчинусвоим повелителем. Выйдя замуж, я постараюсь стать хорошей и преданной женой,но при этом равноправным партнером, а не покорной служанкой.

Остановившись в дверях гостиной, он скептически оглядел ее.

— Хорошая и преданная жена? Нет, малышка, боюсь, у васничего не выйдет.

Уитни вдруг пронзило неясное чувство тревоги, и онаотвернулась. Он словно уверен, что обладает некоей властью над ней! С тойпервой минуты, когда она увидела его у ручья, с первых слов, которыми ониобменялись, ее не оставляло это гнетущее чувство. Возможно, именно поэтомуказалось таким важным избегать его или стараться перехитрить любой ценой. Нотут Уитни встрепенулась, поняв, что он снова что-то сказал.

— Я спросил, не хотите ли сыграть партию в вист или вочто-нибудь другое. Кроме дротиков, конечно.

— Думаю, мы могли бы сыграть в вист, — кивнула Уитни, скореевежливо, чем с энтузиазмом.

Но тут, увидев перед камином шахматный столик, она подошлаближе, чтобы получше рассмотреть фигурки.

— Как прекрасно! — выдохнула девушка. Половина комплекта былаотлита из золота, половина — из серебристого металла. Каждая фигура была почтис ладонь, и, подняв тяжелого короля, Уитни затаила дыхание: она держала в рукеизображение Генриха Второго, и лицо статуэтки было настолько выразительным ипохожим, что Уитни могла лишь восхищаться гением ювелира, сделавшего ее.Королевой оказалась жена Генриха, Элеонора Аквитанская. Уитни поставила фигуруна место и подняла слона[4].