Легковой автомобиль, набрав предельную скорость, устремился по дороге, оставляя позади пешие колонны; грузовики, груженные материальной частью; скрипучие подводы и все то, что могло бы помочь стремительному наступлению.

– Наперерез! – выкрикнул Романцев.

Но водитель уже съехал с пригорка и, быстро сокращая расстояние, помчался за легковым автомобилем.

– Дожми его! – требовал старший лейтенант Романцев, отмечая, что расстояние между ними и преследуемой машиной неуклонно сокращается.

Неожиданно «Додж» остановился. Передняя дверца открылась, и на дорогу с автоматом в руке вышел старший лейтенант.

– Пригнись! – успел крикнуть Тимофей, спрятавшись за приборы автомобиля, и тотчас услышал автоматную очередь, расколотившую стекла, ударившую в капот. Грузовик, вдруг просев на правую сторону, потерял управление и съехал в кювет, перевернувшись набок, тотчас осыпав Романцева колючими стеклянными осколками. Затем на Романцева опрокинулось бесчувственное тело водителя. С шеи убитого прямо ему на лицо обильно брызнула кровь. Взгляд сержанта оставался напряжен, глаза чуток расширены, как если бы он продолжал наблюдать за дорогой, вот только в этот раз она вела его в никуда.

Со стороны кузова послышалась крепкая ругань; затем прозвучал чей-то протяжный стон – отголосок невероятной боли.

Романцев осмотрел гимнастерку. На ней буроватыми пятнами расплывалась кровь. Тимофей осторожно пошевелил пальцами, руками – кажется, целые. Потом столь же опасливо – ногами. Как будто бы ничего не болит. Отряхнув с себя куски стекла, Тимофей выбрался из-под бесчувственного тела водителя и вылез через окно наружу.

Автоматчики уже поднялись, глухо матерясь, осматривались, отряхивались. Без царапин и ушибов не обошлось. Пострадали все. Серьезное ранение получил только один боец – щека у него была разодрана до кости, правая нога – поломана. С побелевшим лицом он сидел на траве, крепко прижимая к груди автомат.

– Вот что, сержант, – обратился Тимофей к командиру отделения автоматчиков, тот невольно приосанился. – Позаботься о раненом, его нужно в госпиталь. И о водителе… Жаль парня, в прошлом месяце во время отпуска женился. И тут такое… Мне нужно срочно в штаб, – сказал Тимофей и шагнул на дорогу. Прошел несколько шагов, почувствовал легкое головокружение. Теперь осознал, что во время аварии сильно ударился головой.

Вышел на шоссе и тотчас разглядел вдалеке приближающуюся запыленную «эмку». Обогнав колонну пехоты, растянувшуюся на добрые две сотни метров, автомобиль наращивал скорость.

Слегка пошатываясь, Тимофей затопал прямо навстречу, размахивая руками. Машина, не сбавляя скорости, усиленно сигналя, мчалась ему навстречу.

– Ну, дави, сука! – зло процедил Романцев в твердом намерении остановить автомобиль. – Если посмеешь…

Водитель, скрипнув тормозами, остановился от него в нескольких метрах. С перекошенным от гнева лицом, выскочил из салона.

– Тебе что, старший лейтенант, жить, что ли, надоело?! Ты хоть знаешь, чья эта за машина?!

– Неважно, – устало произнес Романцев, направляясь к автомобилю. – Довези до штаба Тридцатой армии, – и, предвидя возможные возражения, показал удостоверение сотрудника СМЕРШа.

– Так бы сразу и сказал, – миролюбиво протянул водитель. – Я как раз туда и еду.

* * *

– Прижмись где-нибудь здесь, – прервал молчание Сталин.

– Что-нибудь не так, Иосиф Виссарионович? – спросил комиссар третьего ранга Румянцев. На правах старой дружбы он был один из немногих, кто называл Сталина по имени и отчеству.

– Все в порядке, – заверил Верховный главнокомандующий, – ноги нужно немного размять.

Бронированный восьмитонный «Паккард» отъехал к обочине, под тяжелыми колесами затрещал гравий, просыпанный на шоссе. Сталин открыл дверь и вышел на дорогу. В нескольких метрах от шоссе росли могучие липы, шумно отзывавшиеся на ветер, что тревожили их кроны.

Иосиф Виссарионович, заложив руки за спину, зашагал вдоль дороги, а потом по едва заметной тропинке направился в лес.

– Иосиф Виссарионович, я с вами, – сказал вышедший из машины Румянцев, подхватив с сиденья автомат.

Остановившись, Сталин внимательно посмотрел на Румянцева.

– Охранять, что ли? Так тут никого нет.

– Территорию не так давно освободили от немцев. Зачищали несколько раз. Немцев быть не должно, но мало ли чего, – пожал он неопределенно плечами. – Как говорится, береженого бог бережет!

– Ну, пойдем, Василий Иванович, – согласился Сталин.

Могучие липы таинственно шумели величественными кронами. Казалось, что война где-то очень далеко, и только лязг гусениц, иногда раздававшийся со стороны дороги, напоминал о том, что это не так. На губах Сталина застыла легкая улыбка, нечасто приходится видеть его таким… Верховный немного прошелся вдоль леса, остановился, чтобы вздохнуть поглубже лесной воздух, а потом побрел дальше, поддавая носком сапога попадавшиеся на пути веточки. Прогулка на природе была ему приятна. Повернувшись к Румянцеву, неотступно следовавшему за ним, сказал:

– Тишина-то какая, Василий Иванович.

– Да, очень тихо, Иосиф Виссарионович, – отвечал комиссар ГБ третьего ранга, поглядывая вокруг.

С его точки зрения, бродить по лесу с малым количеством охраны было полнейшим безрассудством, но Сталину не поперечишь. А в лесу действительно было хорошо. Жара, преследовавшая их целый день, в густой чаще как-то сразу прошла, а настоянный на цветах воздух окружил приятной прохладой. Проснулись вечерние птицы и громко чирикали на весь лес.

Сталин приостановился и всмотрелся в высокие кроны деревьев, стараясь различить в густой листве щебечущих птиц.

– А знаешь, Василий Иванович, у нас ведь в Грузии тоже много птиц. Природа там богатая… Вот только птицы там совсем другие. Не такие голосистые, что ли… Соберемся, бывало, с мальчишками, наловим птиц в горах, а потом на базаре их за копеечку продаем. – Широко улыбнувшись, добавил: – Вот такой был заработок у товарища Сталина.

– Кто же этим в детстве не грешил, Иосиф Виссарионович, – подхватил Румянцев. – Мы тоже птиц ловили. Дома я их держал в клетке. Вот только лесные птицы в неволе не живут, быстро умирают…

– Вон сова, – показал Иосиф Виссарионович на пролетающую черную птицу.

– А вон там лесной голубь, – подхватил Румянцев, показав на серую небольшую птицу, – спугнули мы его, наверное, спать ложился.

– Хорошо тут, – признался Сталин, – даже не верится, что недалеко отсюда идут бои, гибнут люди… Когда же мы выгоним немцев с нашей земли! – Неожиданно закуковала кукушка, разбивая своими позывными установившуюся тишину. – Кукушка очень осторожная птица, – произнес Иосиф Виссарионович. – Обычно человека она избегает, ее можно услышать только издалека. А вот рядом с моим домом такая кукушка обитала. Бывает, выйдешь из дома, а она куковать начнет. Потом, когда я в семинарию уехал учиться, она куда-то улетела. Почему-то я очень часто вспоминаю эту кукушку… Порой ушедших друзей так часто не вспоминаю, как эту говорливую птицу.