Лейтенантик кивнул:

— Догадываюсь. Старик упомянул о героях войны, которых мы с тобой сейчас допрашивать будем.

— Вот именно, — подтвердил капитан, и его суровое, точно высеченное из камня лицо стало еще серьезнее. — Какие они там подвиги совершали, мне неведомо. На войне мало кто из мужиков под юбкой у жены прятался. А вот золото, отданное им на сохранение, пропало, — это уже факт! Партия поручила нам его отыскать, чуешь? — Он указал на исписанный листок, выуженный из папки: — Авдеева — вот настоящий герой, хоть и баба. Ее показания захватил так, на всякий случай. Она — герой, потому что доставила чемодан до пункта назначения. А другие — воры. Так что не жалей никого. Если они украли — значит, никакие они не герои, а обычные воры.

Воронцов наизусть знал показания инструктора горкома и мог процитировать их с закрытыми глазами. Он вспомнил черноволосую, с серебром в волосах (ох, рано оно испортило краски) смуглую женщину неопределенного возраста, с большими влажными черными глазами, четко дававшую показания: «Нашли председателя, надо было видеть, как он разволновался и стал искать машину. Город бомбили. Вокруг пыльный полумрак и свист осколков. Наконец, пригнали старенькую полуторку. Здоровые мужики с трудом подняли чемодан в кузов. Председатель приказал мне и шоферу гнать прямо в горы в станицу Безымянную и сдать драгоценности в отделение районного банка. Все другие выезды уже контролировали гитлеровцы». Он открыл рот, хотел возразить, что они не имеют права обвинять кого-либо, ничего не доказав, но старичок уже вводил в комнату первого допрашиваемого — плечистого парня лет двадцати пяти. Капитан выудил из кармана очки, которые надевал лишь в редких случаях, чтобы казаться солиднее, и, взяв ручку, произнес суровым голосом:

— Фамилия, имя, отчество.

— Петров Игорь Иванович, — произнес дюжий парень. — Партизан отряда Семена Орлова, геройски погибшего.

— Это мы и без тебя знаем, — махнул рукой следователь НКВД. — Что вам известно про черный чемодан?

Глаза Петрова беспокойно забегали. Он нервно затеребил в руках давно не стиранный платок:

— Ничего не знаю, не ведаю…

— Это ты брось! — повысил голос капитан. — У меня имеются сведения… — Он снова достал из папки желтоватый листок и металлическим голосом прочитал: — «Местный партизанский отряд был создан 9 августа 1942 года. 27 августа Притула Яков Михайлович сдал ценности Керченского музея на хранение начальнику снабжения отряда. Ценности сданы в присутствии комиссара отряда и в полном объеме соответствуют первоначальной описи». Все знаешь и ведаешь. — Неожиданно для всех он сменил тон и заговорил уже ласково: — Ну послушай, Петров, ты взрослый мужик, отец семейства. Неужто не понимаешь: от того, что ты нам сейчас расскажешь, зависит не только твоя судьба, но и судьба твоей семьи? Ты можешь пойти по делу как свидетель, а можешь как обвиняемый. Это пятнадцать лет лагерей как минимум. Видишь ли, небезызвестный тебе Яков Михайлович Притула не зря трясся над золотом. Это собственность государства. И с расхитителями оно будет сурово, я тебе обещаю.

Парня затрясло.

— Не ведаю… — еле выдавили побелевшие губы.

— Значит, монетку, которую ты односельчанам показывал, тебе Притула подарил? — усмехнулся Алексей Павлович и что-то черкнул на листке: — Ладно, сейчас приглашу конвой, и завтра тебя отправят в город. Жди суда. И клейма для семьи «враги народа».

Игорь затрясся еще больше.

— Ладно, только воды дайте.

Сергей плеснул ему в стакан воду из графина, заботливо поставленного на стол.

Петров принялся жадно пить, половину расплескивая на деревянный пол.

— Ни при чем тут я, товарищ начальник, — проговорил он, задыхаясь. — Ну, знал, что Притула привез какой-то черный чемодан, а командир его в обоз пристроил. Только о содержимом его не ведал — хоть стреляйте. Случайно все получилось. — Он закашлялся, поперхнувшись.

Капитан и лейтенант терпеливо ждали, пока Петров продолжит:

— А в конце лета… вышли мы к горе Большой, там речка такая быстрая течет, правда, не очень глубокая, вода в ней такая… мутная… Повел я коней на водопой и на мелководье этот проклятый чемодан и увидел. Только пустой, понимаете? Рядом с ним что-то среди камешков поблескивало. Посмотрел — монета золотая. А потом Васька Ягдычев подбежал, тоже чемодан увидел. Я ему монету показал, и он в воду полез, думал тоже что-то отыскать, и отыскал — браслет женский в виде змейки. Я, дурак, монету себе оставил, а он браслет командиру отдал. Тот велел и чемодан принести, пусть и пустой, как я понял, так в своей землянке его и оставил. Вы его там и нашли.

Сергей, слушая парня, понимал, что тот не врет. Прикарманил монету по дурости, по дурости и срок получит, небольшой, наверное. Жалко дурака. Капитан черкал на листке, записывая каждое слово.

— Скажи, — снова обратился он к Петрову, — а командир-то ваш провел совещание? Такое дело — государственное имущество пропало. Кстати, если верить описи, куда-то подевались и сорок тысяч рублей, которые Притула с собой прихватил.

Петров покачал головой:

— Нет.

— И что же, ничего не сказал? — изумился Сергей.

Парень тряхнул волосами:

— Нет, велел молчать. — Он вдруг опустился на колени: — Товарищи начальники, пощадите меня, глупого. Я же вернул монетку, больше ничего у меня нет. Если посадят — как моя семья? А станичники? Мне же им в глаза стыдно смотреть будет.

— Все решит суд, — коротко бросил капитан. — Может, и немного получишь. В доме твоем обыск проведем. Если что-нибудь найдем — пеняй на себя.

Он позвал солдата, и тот, тыкая штыком в спину Петрова, повел его в избу, временно превращенную в камеру.

Проводив задержанного, Алексей раздавил папиросу о край стола.

— Странно все это, — заметил он, — ты не находишь?

Воронцов кивнул:

— Более чем. Жаль, что командир погиб. Иначе я бы спросил, почему он не обыскал всех бойцов. Петров, несомненно, подходил к речке, видел чемодан и оставшиеся ценности, но до него могли видеть и другие. Дело было летом, многие могли подойти, чтобы искупаться. Только они оказались не такими честными и никому не рассказали о находках.

— Попробуем выжать из оставшихся четверых, — вздохнул Алексей.

Он встал и постучал в дверь. На стук прибежал старичок со своей угодливой улыбкой.

— Шапошникову давай, Ирину, — приказал капитан, и местный житель молниеносно скрылся. — Может, баба кое-что прояснит, — задумчиво проговорил следователь, жуя кончик перьевой ручки. — Ей сидеть никак нельзя, одна-одинешенька с прижитым на войне ребенком. А вот и наша красавица. — Сергей заметил, что появившаяся на пороге Шапошникова действительно была красива. Именно такими он представлял настоящих казачек: высокая, статная, пышногрудая, с густыми льняными волосами, заплетенными в толстую косу и уложенными на затылке. Фиалковые глаза прятали испуг, бледные щеки покрылись красными пятнами.