Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, не помню.
– А сколько полицейских поехало на задержание Константинова?
– Двое молодых и папа мой. Он уже на пенсии был, его попросили помочь – он лучше всех этот район знал. Еще поехал Костя от газеты. Он там какие-то интервью брал. Его статью потом московская «Экспресс-газета» перепечатала. Ой, так все преувеличили…
– А можно найти этого Костю?
– Я вам дам его телефон. Он здесь в Горно-Алтайске живет. Поговорите с ним. Он беседовал с этими людьми.
– Папа что-нибудь говорил о них? Он ведь тоже с ними разговаривал.
– Да, разговаривал. Но мне ничего не рассказывал. Так просто, в общих чертах. Все головой качал: какие судьбы, какие истории, хоть книгу пиши…
– А вы потом ни с кем не общались из тех, кто там был?
– Только с Мартой. Она к нам заезжала раз в год, пока папа был жив. Больше не ездит.
– Марта?
– Да. Немка, ей лет шестьдесят. Она и до Константинова там жила. А когда «Белуху» разогнали, она там осталась.
– И сейчас там живет? В тайге, одна?
– Да. Но на зиму переезжает в Манжерок, ей там тетка дом оставила в наследство. Это недалеко от нас, так что она к папе всегда заезжала.
– Не помните, когда она была последний раз?
– Незадолго до папиной смерти. Где-то за неделю.
– Ничего необычного вы тогда не заметили?
– Заметила. После ее отъезда папа попросил меня найти в Интернете один сюжет из новостей. Он с компьютерами не дружил, а тут вдруг попросил.
– Что за сюжет?
– Не помню. Но помню, что когда я его нашла, папа его несколько раз смотрел, а потом попросил отправить ссылку одному человеку. Я отправляла со своей почты, так что можно найти.
– Давайте попробуем.
Мы перешли в кабинет. Он тоже был увешан фотографиями. Со всех стен на меня смотрели горы, реки, водопады, перевалы, ледники… Мир, съевший ее жизнь, давший взамен что-то такое, что показалось ей достойной компенсацией…
– Вот, пожалуйста.
Я подошла к столу, посмотрела на экран компьютера.
Адресат: «[email protected]». Дата – 20 ноября 2013 года.
В письме – небольшой текст и ссылка.
Я прочитала:
«Григорий, здравствуйте. Вы оказались правы. Есть одна женщина, Марта, она подтвердила. Она видела Митю в новостях. Он уже в Москве. Я просмотрел десять раз, но его не узнал. Даже приблизительно. Не понимаю, почему. Постараюсь еще что-нибудь выяснить. Аполлинарий».
Я кликнула по ссылке.
Сюжет из новостей телеканала «Россия».
«Сегодня в московском районе Марфино открылся Центр социальной реабилитации, – сказала диктор. – Он призван помочь людям, которые по разным причинам оказались без жилья и работы. Это современное здание с уютными спальнями, столовой, библиотекой, мастерскими для профессионального обучения и даже компьютерным залом. И главное: оно построено на деньги благотворителей. На открытии центра побывал наш корреспондент».
Я ожидала чего угодно, но только не этого.
Увидеть этих людей здесь – на краю мира!
Задержав дыхание, я смотрела, как передо мной, словно ни в чем не бывало, идет Алексей Григорьевич Фоменко, за ним Демичев, разговаривающий с юристом Снегиревым, потом два охранника: белобрысый и узкоглазый с косичкой, потом еще какие-то люди. Картинка сменилась столовой, глава управы попробовал суп и дал небольшое интервью. Фоменко, стоявший рядом с ним, весело сказал несколько слов прямо в камеру.
Вдруг заулыбался с экрана Матвей в костюме и галстуке. Отмытый бомж гордо открыл ноутбук в компьютерном классе.
И финальное фото на память. Оно меня добило.
Перед камерами корреспондентов они выстроились в ряд: Демичев, Снегирев, охранники, Фоменко, глава управы, директор центра, еще две какие-то тетки, затем Матвей и за его плечом – несколько бомжей, среди них – Чингиз-Хан из дома Демичева. Ну да, они ведь там и познакомились.
Я кликнула, ставя на паузу – сюжет превратился в парадную фотографию.
– Судя по адресу, письмо отправлено Григорию Мирзоеву, – сказала я. – Вы его знаете?
– Нет, – покачала она головой.
– Он следователь из Санкт-Петербурга.
– Из Санкт-Петербурга? – она оживилась. – Да, папе оттуда звонили. Я так поняла, это был человек из органов. Папин телефон ему дали в полиции. Он искал того, кто был в «Белухе», когда ее закрывали. И сам папа ему потом тоже звонил. Точно. По моему мобильному. У меня тариф для иногородних звонков более выгодный. Это было сразу после последнего приезда Марты.
– Вы этот разговор слышали?
Она задумалась.
– Так, вполуха… Честно говоря, ничего не помню.
– Как он погиб, Аделаида? – тихо спросила я.
Она неожиданно поправила прическу кокетливым жестом.
– Упал, скользко было. Он ведь старенький уже был.
– Убийство не подозревали?
– Подозревали, но я не верю. Разбил голову при падении. Семьдесят пять лет, что вы хотите. Думаете, у нас дороги убирают? У нас тут зимой не пройти, не проехать.
Я снова оглядела стены комнаты: она была на всех фотографиях. Одинокая женщина, прошедшая Алтай до монгольской границы. Вот она восторженно стоит на кромке гигантского ледника. Вот чокается спиртом в компании бородачей. Она летит в байдарке, выставив весло вперед. Сидит на лошади на фоне юрты. Какой сентиментальности я от нее жду?
– А! Вот! – воскликнула она. – Он тому человеку из Петербурга сказал фразу, от которой у меня мурашки по коже пошли. Папа сказал: «Григорий, мы все виноваты. Мы тоже убийцы, понимаете?».
Мы немного помолчали.
– Думаю, что этот человек из Петербурга звонил вам и после папиной смерти, – сказала я. – И вы сказали ему, что папа погиб.
– Многие звонили, – равнодушно согласилась она. – Я уже не помню.
Глава 31
Вечером я валялась на двуспальной кровати в своем номере, смотрела телевизор.
Виталик заказал мне люкс. Это была комната в форме буквы «п». В ножках буквы располагались спальня и кухня с плитой и холодильником, а в перемычке – бежевый диванчик, глядящий в окно.
В соседнем магазине я набрала колбасы и хлеба. Чай и кофе в номере были, так что я смогла раздеться и плюхнуться с бутербродами на кровать. Чашку поставила на тумбочку.
Горный Алтай бурлил. Прихлебывая кофе, я смотрела, как в местном аэропорту садится бизнес-джет «Гольфстрим» из Норильска. Патриарх прилетел не просто так. Завтра здесь собирались праздновать историческое событие: ровно 185 лет назад архимандрит Макарий впервые крестил алтайца. Было это у впадения реки Маймы в реку Улала. Корреспондент сообщил, что звали алтайца Элеска, но после крещения он получил имя Иоанн.
Лицо патриарха было слегка напряженное. И то сказать: он прибыл в самый центр еретической России, рассадник почти всех