– Можно, – согласился с ней Брант. – А можно его… подвесить!

– Подвесить! – заревела толпа.

Кто-то достал веревку, которую передавали по рядам из рук в руки, пока она не добралась до кандидата. Килер быстро завязал самодельную петлю и накинул ее на шею несчастного, а другой конец оставил у себя в руках. Студент во весь голос звал на помощь, отбиваясь от держащих его придурков.

Брант рассмеялся. Держа микрофон за шнур, он шлепнул им по промежности азиата. Шлепок был многократно усилен динамиками. Брант вновь взял микрофон в руки:

– А у тебя там не так много, япошка, да?

Толпа захохотала.

Ричард тоже. Ему было не до смеха, но, черт возьми, это было так смешно! Он взглянул на камеру. Осталось четыре кадра. Если ему повезет, студента повесят. И это будет классное фото. Но над лестницей не было никаких веток или блоков, через которые можно было бы перекинуть веревку. Или им придется куда-то перейти, или они его просто задушат, а с точки зрения зрительного восприятия это не так интересно.

– Свиньи[49], – крикнула женщина из задних рядов.

Ричард повернулся и увидел группу из пяти полицейских, пробивающихся сквозь толпу к лестнице.

– Расходитесь, – повторял один из них.

В голову ему попал камень.

На свет появились дубинки, полицейские двинулись вперед, но неожиданно в них со всех сторон полетели разные предметы. Офицеров отталкивали, били, теснили.

Беспорядки!

Это даже лучше, чем повешение.

Многочисленные ранения.

Кровь!

Ричард взобрался на бетонное кашпо, чтобы снять сверху тех из полицейских или студентов, кто не выдержит натиска и упадет.

Он увидел, как кто-то ударил полицейского и тот взмахнул дубинкой. И умудрился сделать снимок как раз в тот момент, когда дубинка коснулась щеки ударившего.

Боже, как здорово!

Если б только у него было побольше пленки…

– Я думал, что нам надо начать со статьи о новой изгороди возле Нельсон-холла. Может быть, поместить фото до и после, а потом напечатать статью о проблеме самоубийств…

– Вы только послушайте, – вмешался Джим. – И это говорит редактор отдела новостей! У нас здесь массовые беспорядки, вызвана полиция, а ты хочешь поместить на первую полосу историю о загородке?.. Я рад, что доверил тебе эту работу.

Фарук покраснел.

– Ладно, ладно. Я просто подумал, что коль у нас есть фото для этой статьи, то, с визуальной точки зрения, она будет лучше смотреться на первой полосе…

– А фотографий беспорядков у нас нет? Ты что, никого не послал туда, когда услышал, что происходит?

– Хотел, но никого рядом не оказалось. – Фарук облизнул губы.

– Никого рядом не оказалось? Если никого нет рядом, то ты сам должен брать камеру и делать эту работу.

– Прости.

– Твою мать… – Джим покачал головой.

В этот момент в помещение влетел Ричард с широкой улыбкой на лице.

– Есть! – заявил он. – Фотографии! И будь я проклят, если хоть одна из них не потянет на Пулитцеровскую[50] премию!

– Фотографии? – Джим подбежал к нему, сделав вид, что сжимает его в своих объятьях, как брата, давно потерянного и вновь обретенного. – Я люблю тебя!

– И поэтому ведешь себя как девчонка. – Ричард вырвался. – Сколько у меня места?

Фарук взглянул на Джима.

– На первой странице, пять на семь, три колонки в рамке. – Тот взглянул на разложенные на столе полосы. – И еще три на второй.

– А размер?

– Одна на три колонки и две на две. Каждая по четыре дюйма.

– Будет сделано.

На другом конце комнаты ответственная за выпуск закончила печатать материал, вынула диск из машины и передала его своей помощнице.

– Послушайте, – сказала она, – я не знаю ваших планов, но материалы от вас я должна получить максимум через полчаса. И точка. Мне надо вычитать их, и уверена, что вам это тоже не помешает. Мы же не хотим провести здесь всю ночь.

– Ты же знала, что у тебя будет ненормированный рабочий день, когда подписывала контракт. – Джим уставился на нее.

– Я могу понять задержку на час, и то время от времени. Но на три часа? Четыре раза в неделю? Брось! У нас же не настоящая газета, а университетская.

– У нас настоящая газета. И единственная, которая пишет об Университете. Мы обязаны обеспечить наших читателей своевременными новостями.

– А ты не думаешь, что очень скоро они прочтут обо всем этом в «Тайм»[51]?.. Возьми себя в руки. Люди вполне могут прочитать об этом там. А кроме того, совсем не важно, есть ли…

– А для меня это важно, – прервал ее Джим. – И главный редактор здесь – я.

– Может быть, тебе стоит иногда забывать об этом?

– А тебе, может быть, стоит подумать о другой работе?

– Может быть, ты и прав.

Они не отрываясь смотрели друг на друга.

– Послушайте, – подал голос Хови из угла, – успокойтесь, расслабьтесь и остыньте.

Джим прекратил игру в «гляделки» и повернулся к своему другу. Вздохнув, попытался улыбнуться.

– Ты прав, – сказал он и вновь повернулся к Джин. – Послушай, прости. Мы все здесь в стрессе. Я не хотел наезжать на тебя. Если тебе надо на занятия, то иди, я все закончу сам.

Выпускающая молча смотрела на него какое-то время, а потом медленно покачала головой.

– Я все сделаю. Просто не хочется, чтобы это вошло в привычку. Я знаю, что в последнее время здесь происходит много всякого дерьма, и вам, ребята, это только на пользу, и я надеюсь, что вы завоюете кучу наград, – но у меня действительно есть другие занятия.

– Знаю, – сказал Джим. – У меня тоже. Только я их почти забросил.

Раздался звук инвалидной коляски, и Хови выехал на середину комнаты.

– Так чего тогда мы все ждем? Мы опять друзья. Давайте же закончим этот гребаный номер.

– В течение часа, – добавила Джин.

– В течение часа, – согласился с ней Паркер и повернулся к редакторам. – Все, кто закончил, могут убираться. Остальные – шевелите булками.

Хови проехал вслед за Стюартом и Эдди к двери.