– Хови! Это я!

– Заходи, не заперто.

Повернув ручку, Джим распахнул дверь. Хови сидел в своей коляске перед экраном телевизора, держа в руках пульт от «Нинтендо». Паркер закрыл дверь, подошел и посмотрел на экран.

– И тебе это нравится?

– Нет, но это должно положительно влиять на мою мелкую моторику и координацию.

– Хрень какая…

– Ладно. Тогда я играю в эти игры потому, что это лучше, чем делать домашнее задание. Удовлетворен?

– Вот это больше похоже на правду. – Джим осмотрел небольшую, специально оборудованную комнату и заметил, что в ванне никого нет и обе кровати в комнате не заняты.

– А где Дэйв?

– На свидании.

– А что, если тебе вдруг приспичит…

– Испражниться? – Хови усмехнулся. – Что ж, я вполне могу потерпеть до его возвращения. Хотя хорошо, что ты пришел. Мне как раз захотелось отлить.

– Да ладно тебе. Только не сейчас.

– Тебе просто надо поднять меня и поднести к стульчаку.

– А потом достать его и направить в цель?

– Да ладно тебе. – Хови продолжал усмехаться. – Ты же сам знаешь, что мечтаешь взять в руки мое мужское достоинство.

– Тебе действительно приспичило?

– Нет, конечно. – Хови рассмеялся. – Просто решил тебя попугать. И мне это удалось, правда?

– Какая же ты задница. – Джим плюхнулся на кровать друга и откинулся назад. – Я все никак не могу понять, почему ты живешь не дома.

– Я же говорил тебе – хочу быть независимым.

– Но ты же не можешь им быть. Тебе необходима сиделка. А мне кажется, это проще, когда тебе помогают родные, а не какой-то чужак. Да и дешевле.

Лицо Хови окаменело.

– Прости. – Джим сел прямо. – Ты же сам говорил, что у тебя обострение.

– Летом у меня был тяжелый период. А сейчас я опять самый обычный калека.

«Нет, не обычный», – хотел сказать ему Джим, но сдержался.

– Послушай, если ты пришел, чтобы надоедать мне…

– Нет, не за этим.

– Тогда зачем?

– Просто захотелось потрепаться.

Какое-то время они оба молчали.

– Мне кажется, что ты прав насчет Бреи, – произнес наконец Джим.

Хови попытался повернуть шею, но отказался от этого занятия и изменил положение коляски, двигаясь вперед-назад, пока не оказался лицом к кровати.

– Здесь происходит чертова уйма всякой хрени.

И он рассказал Хови все, начиная с самого начала, с того, как ему не хотелось возвращаться в универ, и заканчивая своими сегодняшними ощущениями по поводу того, что жестокость в кампусе может сделать газету интереснее и помочь ему с карьерой.

Хови пытался кивать, и его голова странно дергалась.

– Вопрос в том, что мы будем со всем этим делать.

– А ты не общался с доктором Эмерсоном?

Джим покачал головой.

– Тогда, может быть, стоит это сделать? Или, может быть, это сделать мне? Мужик, которого ты встретил, может быть психом, а может и знать, о чем говорит. Да и разговор с доктором Эмерсоном никому не помешает.

– В прошлом семестре Эмерсон преподавал у меня античную литературу. Неплохой препод.

– Тогда поговори с ним.

– А о чем мы вообще говорим? – Джим сел прямо. – Если по правде? Это место что, захвачено нечистой силой? Или… – Тут он задумался. – А знаешь, в Аризоне существует теория, что люди, идущие в горы Суеверий[47] на поиски «Потерявшегося голландца», сходят там с ума из-за того, что в том районе очень много магнитной руды, влияющей на мозг человека. Так, может быть, здесь у нас тоже происходит что-то похожее? Может быть, в физических лабораториях проводят какие-то закрытые исследования? А может быть, правительство финансирует какой-то оборонный заказ и мы все подвергаемся некоему влиянию, которое и заставляет нас вести себя подобным образом?

– Может быть. – В голосе Хови слышалось сомнение.

– А что ты сам думаешь?

– Не знаю. Я открыт для любых предложений. И ничего не отрицаю с порога.

– Завтра я увижусь с доктором Эмерсоном. – Джим встал.

Хови слабо улыбнулся.

– Хоть это и похоже на извращение, – сказал он, – но мне кажется, что будет интересно.

– Ага, – Паркер кивнул. – Вроде как история про братьев Харди[48] или что-то в этом роде.

Они посмотрели друг на друга, но ни один из них не улыбнулся.

– А может быть, – заметил Джим, – нам будет не до интереса.

После того как смена Фэйт закончилась и та ушла домой, Гленна получила шестой этаж в полное свое распоряжение. Теперь она сидела на плиточном полу и расставляла по полкам книги по искусству. На металлической тележке возле нее лежали сотни книг с одинаковым буквенным кодом, которые сдали в библиотеку за последнюю неделю. Гленна ненавидела книги по искусству. Многие из них были таких размеров, что плохо помещались на стандартных полках, а большинство имели схожие цифровые коды, и некоторые тупые библиотечные работники вечно их путали.

Но ей нравилось работать в этой секции шестого этажа. Здесь книжные шкафы находились так близко друг от друга, что между ними не оставалось места для столов, стульев или подставок для книг. Так что здесь царили одни книги. И когда люди приходили сюда в поисках нужного им издания, они проводили здесь всего несколько минут, находили то, что им нужно, и спускались на один из этажей, чтобы прочитать найденное. А это значило, что бóльшую часть времени она находилась в одиночестве.

И это ее полностью устраивало.

После шума коридоров и холлов, после толп беспрерывно болтающих студентов, пытающихся проложить себе дорогу в аудиторию или из нее, домой или в закусочную, мирная тишина библиотеки успокаивала и освежала.

Тук – тук – тук.

В тишине Гленна ясно услышала звук шагов, доносившийся из главного прохода возле лифта. И не просто шагов.

А шагов человека, идущего в сапогах.

Ковбойских сапогах.

Она быстро встала и почистила джинсы. Ее лицевые мускулы ощутимо напряглись. Она знала, что он появится сегодня утром, чтобы извиниться и сгладить вчерашнее. Гленна стала толкать тележку с книгами вдоль шкафов в сторону клетки с временными полками у дальней стены, но знала, что движется недостаточно быстро. Колхаун перехватил ее, когда она пересекала главный проход. Он был в своих обычных прямых «ливайсах» и клетчатой рубашке, с выражением смиренного раскаяния на физиономии.