– И они оправдали ваши ожидания?

– В том-то и дело, что нет, – сказалКедрин. – Я ожидал, что они призадумаются на какое-то время, но ничегоподобного не произошло. Одно движение руки – и многие тысячи животныхистреблены. Биосфере со всего размаха заедут кулаком в лицо.

– Но ведь нельзя иначе. Вы сами говорили, что,во-первых, они все равно обречены, а во-вторых, они в состоянии нарушитьбиосферу региона.

– Все так, – сказал Кедрин. – Но либо ты меняне понял, либо я неточно выразился. Мы приняли единственно верное решение –спасая фауну региона, спасая наши эксперименты, мы должны уничтожить все живое,идущее на поселок. Но, принимая такие решения, следует хотя бы на минуткузадуматься… Знаешь, чем отличается психология звездолетчиков моего поколения отвашего? У нас было очень мало планет – всего лишь Солнечная система. А у васих, на мой взгляд, слишком мало, но на ваш – слишком много. И вы обращаетесь сними что-то чересчур уж равнодушно. Конечно, хорошо, что вы упорно верите: всеони – не более чем ступеньки на пути во Вселенную. Полустанки. Гостиничныеномера. Придорожные лавочки. С одной стороны, это расширяет масштабы мышления,но вот с другой-то… Чересчур вы к ним равнодушны, торопясь к звездам. И яиногда опасаюсь, что такое отношение повлияет на ваше поведение, когда мы,наконец, вырвемся туда, – он показал на потолок.

– Масштабы, вот именно, – сказал Панарин. –Мы же не горюем, когда приходится мимоходом растоптать или сорвать несколькоцветов. И вырвавшись во Вселенную, мы ведь не перестанем срывать букеты ишагать по полю без дороги. Я не хочу сказать, что мы вправе плевать на всеживое и творить с другими планетами что только душа пожелает. Я лишьподчеркиваю, что масштабы со временем меняются. Вы считаете, что я неправ?

– Отчего же. Прав. Другой разговор – как свести всеправды в одну и ничего при этом не утратить… Ты предупредил пилотов?

– Разумеется, – сказал Панарин. – Все готовы.Ох, и мясорубка предстоит…

– Да, конечно, по стерео это выглядит гораздо эффектнее– одинокий дракон, с которым храбро сражается вооруженный скромненькимизлучателем антипротонов герой. И на него, разумеется, взирает с восторгомкрасавица в изящном скафандре… – Он посмотрел на Панарина. – Квопросу о красавицах. Извини, но мне кажется, ты хочешь, чтобы кто-то что-тотебе посоветовал.

– Может быть. Не знаю.

– Вообще-то в данной ситуации лучший совет – не слушатьчужих советов.

– Объяснять и прояснять мне ничего не нужно, –сказал Панарин. – Я сам все знаю и все понимаю, я не знаю только, что мнеделать…

– Ничего себе «только»… – сказал Кедрин. –Цирцеями не рождаются, ими становятся. И если ты уверен, что еще не поздночто-то изменить, чем-то помочь – не отступайся. А не уверен – рви безжалостно,так будет лучше для всех.

– И для того, кто через какое-то время будет мучиться,как сейчас я?

– Вот ты сам себе и ответил, – сказалКедрин. – Делай все, что можешь, если стоит и не поздно что-то делать.Так-то. Вставай, поехали на аэродром. Пора.

…То, что началось через двадцать минут, ни с какого концадаже отдаленно не напоминало стереофильмы для школьников. Это была бойня. Двесотни мобилей, разбившись на группы, вылетели из поселка, и началась облава.Участки в несколько квадратных километров огораживали срочно доставленными сземли джей-генераторами, и животные, приведенные излучением в еще больший ужас,чем тот, что привел их сюда, погнали неведомо куда, трудились, устремляясь кцентру «зафлаженного» пространства. Тогда в ход шли дезинтеграторы живойматерии и зажигательные бомбы. Это продолжалось весь день, до заката, пока неубедились, что главная работа кончена, но десятка четыре мобилей осталисьгоняться за стайками, табунками и отдельными крупными животными, ускользнувшимиот массированной атаки. Остальные вернулись в поселок, и Панарин в том числе.Поселок выиграл бой с многократно превосходящими силами Природы – отнюдь невпервые в истории человечества…

Панарин не сразу вылез из приземлившегося мобиля, посиделнемного. Отчего-то хотелось пойти и вымыться под душем. Остальные тоже нечувствовали себя героями-триумфаторами из очередной серии стереобоевика.Возникали кое-где шумные разговоры-воспоминания о ходе короткой кампании, ноособого охотничьего азарта в них не наличествовало, и они быстро затухали, кактолько говорящим приходило на ум, что ничего хорошего в этом не было, и ничегославного они не совершили – пике, боевой разворот, рукоять рычага, и – огоньили бесшумная смерть, непостижимая для умишек сгрудившейся внизу живности… Надуше было чуточку паскудно, сравнение с военными летчиками прошлого, предложенноекем-то впопыхах, поддержки не нашло и было отвергнуто – там, в свое время, былвраг, не имевший права побеждать и вообще жить, а здесь пришлось кровавоисправлять непонятные фокусы природы…

В душ Панарин, однако, не пошел – ограничился тем, чтозаскочил в туалет диспетчерской и вымыл лицо очень холодной водой до ощущенияокаменелости кожи. Ужинать не стал, отправился к Марине.

– Явился, истребитель драконов? – Она была впрекрасном настроении. – Как там?

– Ну, как. Перебили все живое, зарево отсюда видно…

– Да, не герои… Я полетела сначала, снимала немного,потом стало противно, махнула рукой и вернулась в поселок. Бойня, и ничегобольше. Ты, может быть, есть хочешь?

– Не хочется что-то.

– Тогда садись и поиграй с медведем. Мне тут нужнокое-что закончить.

Панарин сел на диван, посадил на колени нагломордого медведяи бездумно потрепал его за уши. Марина работала с портативным проектором, наэкранчике размером с открытку мелькали лица, улицы поселка, стартующиезвездолеты, по-комариному тоненько звенели голоса. Панарин всегда любилсмотреть на людей, увлеченно и ловко выполняющих свою работу, но сейчас толькои оставалось впериться взглядом в мохнатые медвежьи уши. Работу здесь онапрактически закончила, и это означало, что вскоре она навсегда исчезнет из егожизни, и если даже когда-нибудь потом они встретятся, то только случайно, иничего из прошлого не повторится. И все бы сделал, чтобы удержать, но ведь неудержишь. Жизнь продолжается, будут другие, возможно, даже и лучше, но чего-тонеповторимого не будет, оно уйдет и никогда не вернется. Просто-то как,абстрактно до равнодушия, убаюкивающе безлико, и никому нет дела, что за тремясловами для тебя кроется целый мир…

Как знать, появись она в момент, когда дела шли хорошо,перенести все и удалось бы легче. Были такие безоблачные дни, времена веселыхлихих штурмов, еще не сменившихся штурмами рутинно-серыми, и любого,вздумавшего подать заявление об уходе, дружно поволокли бы к психиатру… Нодавно уже неудачи наслаивались на провалы, капля переполняла чашу.

Панарин отложил медведя, включил фонор, наткнулся на концертШеронина:

– Я в дни удачи радужной не думал никогда,