Это был пример того, как люди могут и должны работать вместе – в космосе, на Земле, в семье, в бизнесе или между странами. Мы думали о дальнейшем продолжении работы, о том, как разрешить эту потенциально опасную проблему, отбросив в сторону нелепые разногласия рассчитанных на публику политических игр. Я считал русских товарищей по команде своими братьями и сестрами, и мне очень понравилось находиться в полете вместе с ними. Время, проведенное вместе с ними в российском модуле, совместные ужины после рабочего дня, все эти моменты пребывания в космосе были яркими и запоминающимися. И вот мы оказались в смертельно опасной ситуации в том же служебном модуле, работая вместе, чтобы выжить и спасти станцию. Я не идеалист и, прослужив более тридцати лет в ВВС, знаю, что в международных отношениях иногда требуется демонстрировать силу, но то, как мы справились с этой утечкой аммиака, – демонстрация того, как нужно решать многие вопросы здесь, на Земле.

Вечером того же дня нам позвонили из Хьюстона: «Просто шутка, ложная тревога». Да, это была самая впечатляющая ложная тревога. Оказалось, что какая-то доля космического излучения попала в компьютер, и он выдал неверные данные о системе охлаждения. Хьюстону потребовалось несколько часов, чтобы разобраться, что происходит на самом деле. Поскольку в звонке из Хьюстона нам сообщили о том, что утечка аммиака была настоящей, мы поверили им, потому что знали, что инженеры из Центра управления полетом были одними из лучших в мире, и они могли сделать такой звонок, только будучи на 100 % уверенными в том, что утечка действительно произошла. Поэтому мы были очень рады второму звонку и вздохнули с облегчением.

Несмотря на «ложную тревогу», они попросили нас надеть противогазы прежде, чем мы откроем люк, чтобы вернуться в американский сегмент, чтобы «на всякий случай» протестировать атмосферу в нем. Это заставило меня усмехнуться. Итак, мы с товарищами по команде снова надели противогазы, взяли оборудование для обнаружения аммиака и поплыли вниз, в покинутый модуль космического корабля. Это было похоже на сцену из фильма ужасов; все вещи, которые мы бросили, потому что безумно торопились, стремясь избежать утечки, хаотично плавали в невесомости, как будто их уносило потусторонними силами. Они выглядели так, как если бы бесцельно дрейфовали на протяжении веков, брошенные давно погибшей командой, хотя на самом деле прошло всего лишь несколько часов. К счастью, атмосфера в модуле была чистой, и мы сняли противогазы вскоре после возвращения. Жизнь на станции вернулась в прежний режим в течение дня или около того.

Главный урок, который я извлек из этой драматичной ситуации, заключался не в том, что необходимо улучшить конструкцию охлаждающего контура космического корабля или его функционирование. И не в ответе на вопрос «Следует или нет переодеваться после перехода в российский сегмент?» Мой ответ: «Не стоит». Я увидел пример того, как люди должны работать вместе во время решения сложных проблем, оставляя позади мелкие политические разногласия. Это именно то, что мы сделали и что вообще делала космическая программа на протяжении многих десятилетий. Безвоздушное космическое пространство – суровая и неумолимая среда, в нем совершенно не важно, из какой вы страны или какова ваша идеология. Если вы не сосредоточитесь на выполнении работы, действуя в команде, вы рискуете погибнуть.

И это, друзья мои, урок, который нам стоит усвоить здесь, на нашей родной планете.

Есть один вопрос, на который все хотят получить ответ, но многие боятся его задать: «Было ли у вас, ммм, ну, вы знаете? Или было у кого? Ну, знаете… в космосе?»

Чтобы ответить на этот вопрос, я приведу ответ, который дал Нилу Деграссу Тайсону, когда был гостем на его телешоу, которое снималось в планетарии Хайдена в Нью-Йорке.

Формат передачи следующий: сначала Нил снимает отрывок перед живой аудиторией, затем делает перерыв, во время которого в неформальной обстановке разговаривает с аудиторией при выключенной камере, и возвращается в прямой эфир, чтобы закончить шоу. Во время перерыва Нил повернулся ко мне и спросил: «Терри, давай честно, а? Было у кого-нибудь?»

И мой ответ – было…

Но прежде чем перейти к нему, я хотел бы немного поговорить о логистике. Находиться внутри ракеты «Союз» – это как сидеть вместе с двумя лучшими друзьями на переднем сиденье автомобиля «Фольксваген-жук». В таком тесном пространстве ничего просто не может произойти. В прямом смысле слова нет никакого личного пространства. Кроме того, вы находитесь в «Союзе» сразу после запуска, и обычно вам приходится пролететь четыре орбиты до встречи со станцией, на это уходит примерно шесть часов. Большая часть этого времени тратится на процедуры. На вас надет скафандр «Сокол», большой и громоздкий, чтобы снять его, нужно десять минут, а это делает любое другое занятие практически невозможным. И более того, в течение нескольких часов после отлета с Земли ни у кого вообще нет настроения заниматься чем-либо еще. Вестибулярная система вашего мозга все еще качает головой и спрашивает себя: «Что, черт возьми, со мной происходит и где же гравитация?!»

В день запуска после дневного перекуса есть два перерыва, во время которых, если у вас будет свободное время, вы можете заняться делом. Но астронавты обычно снимают скафандры «Сокол» и переодеваются во что-то более удобное, например в рубашку поло и шорты-бермуды на липучке. Но – и это большое «но» – вестибулярная система вашего мозга все еще полностью сбита с толку, поэтому возникновение настроения, подходящего для указанной деятельности, становится чрезвычайно трудным и даже невозможным делом. Более того, во время полета «Союз» вращается, как жареная курица на вертеле для гриля, чтобы не допустить своего перегрева солнцем только с одной стороны. В режиме вращения ваш мозг будет чувствовать себя еще хуже. Кроме того, если внутри ракеты экипаж будет подпрыгивать и ударяться о стены, очень маленький «Союз» может изменить направление движения, что вызовет тревогу и суровое предупреждение от Центра управления полетом из Москвы, которое будет сделано на русском языке, по меньшей мере. Одним словом, множество факторов, которые не способствуют тому, чтобы…

Космический шаттл, с другой стороны, немного больше «Союза». Это можно сравнить с тем, как если бы вы и шестеро ваших лучших друзей сидели вместе на кухне или в ванной комнате, и так на протяжении двух недель. Поэтому… велика вероятность того, что ничего не произойдет. Во время полетов шаттла у экипажа были те же самые проблемы с самочувствием, что и у команды «Союза», но полеты шаттлов длились дольше недели, что означало, что экипажам удавалось преодолевать первоначальное головокружение. Подводим итоги – было совершено 135 полетов шаттлов, а где есть желание, так есть и возможность, но я серьезно сомневаюсь, что что-либо интересное когда-либо произошло.

Если говорить о космической станции, то она большая. Просто очень большая. Даже больше, чем «Боинг-747». К тому же в течение полугода вас там всего лишь шесть человек, а порой и того меньше. Поэтому можно подумать, что могло бы найтись время для незапланированных занятий. А вышеупомянутые тошнота и проблемы с вестибулярным аппаратом проходят через несколько дней. Все чувствуют себя нормально и достаточно хорошо приспосабливаются к невесомости в течение большей части полугодового полета.